Символическая история с пустотами под космодромом «Восточный».
Вроде бы, космодром – мощь, ракеты вверх, но в любой момент дело может кончиться катастрофой, потому что внизу пустота. Так построили в могучие путинские годы. При всех вертикалях, госконтроле, спецстрое. А также прочих спец и гос.
Показать полностью…
И все путинское царство-государство такое же. На фасаде нарисованы яркие картинки, улыбки, счастье вставших с колен на четвереньки, танки едут, а захочешь потрогать рукой – сгнившая фанера.
Рука свободно проходит свозь рисованные государственные мощь, величие, великие победы и попадает в какие-то затянутые паутиной пустые исторические пространства, в которых и взять-то нечего – там свалена советская рухлядь да испуганно разбегаются от света проснувшиеся взволнованные тараканы.
Программа «Москва. Кремль. Путин», которую запустил на канале «Россия 1» Владимир Соловьев, обозначила переход пропаганды на новый уровень. Хотя сравнения Путина с Брежневым стали за последнее время общим местом, надо признать, что даже культ личности Леонида Ильича не предполагал создания специальных передач, посвященных генсеку ЦК КПСС. Что же произошло у нас теперь?
Не исключено, что подобный ход мастеров голубого экрана определяется объективным развитием ситуации, под которую приходится подстраиваться теленачальству — наряду с кремлевской администрацией.
Дело в том, что до недавнего времени Путин сам привлекал к себе большое внимание. Легко говорил. Хорошо выглядел. Летал, нырял и гонял по дорогам на чем придется. Шутил на грани приличия, вызывая одобрение массовой публики. Увы, это все осталось в прошлом. Президент перестал сам себя пиарить. Он скучноват. Он выглядит на свой возраст. Он не создает информационных поводов. И если раньше прокремлевская пресса должна была скорее следовать за Путиным, чем формировать его имидж, то теперь она для поддержания президентского рейтинга вынуждена придумывать что-то особое.
Анатомия слухов: у Кремля проблемы от Солсбери до Хабаровска
Не только личность лидера, но и его дела становятся все менее интересны. Даже обывателям теперь ясно, что никаких реформ при Путине уже не будет и экономика продолжит стагнировать. Это видно по повышению налогов и пенсионного возраста. Вот все, чем президент отметился сразу после легкой победы на выборах, когда вроде бы самое время что-то менять.
У Кремля нет концепции пропаганды на будущее. Но очередной президентский срок требует нового подхода. Ведь закончится он, когда Путину исполнится 72 года, и все то негативное в его имидже, что сейчас лишь намечается, станет очевидно каждому гражданину России. В общем, Путин дошел до черты, которую нельзя не замечать. Что же можно придумать в такой ситуации?
Хвалиться объективными политическими достижениями трудно: их практически нет. Просто показывать самого президента уже недостаточно — надо сопровождать картинку хвалебным текстом, чтобы не давать зрителям самостоятельно размышлять о том, что они видят. Конечно, если что-то прихватить по соседству, то народ проснется и вновь с интересом прильнет к экранам. Но пока очередного Крыма на примете нет. А пиариться нужно. Специальная программа должна быть готова к тому моменту, когда созреют новые яркие внешнеполитические акции.
Как показывают первые две передачи «Москва. Кремль. Путин», ее авторы сделали ставку на аналитику. Соловьев, видимо, давно уже нервничает из-за того, что примитивизм его программ ругают интеллектуалы, к числу которых он, конечно, себя причисляет. Точнее, сейчас даже и не ругают, поскольку устали все это «творчество» смотреть. Но иногда хлестко отзываются — как, скажем, Иван Ургант, заметивший однажды в эфире «Первого канала», что название «Соловьиный помет» могло бы хорошо подойти для программы на телеканале «Россия».
Лукавые аргументы пенсионной реформы
Соловьеву не нравится быть посмешищем, и он, ударившись в аналитику, хочет убить двух зайцев: поддержать президентский рейтинг Путина и собственную журналистскую репутацию. Но аналитику трудно делать в рамках пропаганды. Шаг влево, шаг вправо — «расстрел». Тут ведь не только Алексея Навального опасно приглашать для дискуссий о пенсионной проблеме, с которой Соловьев начал. Реформу в том виде, как она подана Путиным, не поддерживают ни Андрей Нечаев — министр экономики 1990-х гг., ни Евгений Гонтмахер — крупнейший специалист по социальным проблемам, ни многие другие эксперты. Получается, что серьезное обсуждение не устроишь: вся пропаганда рухнет.
Кстати, некоторые спикеры просто отказываются ходить на подобные программы. Даже если гостя не закрикивают и запись не обрезают, у приличного человека от общения с Соловьевым может пострадать репутация.
Остается монолог. С надежным, проверенным единороссом Андреем Макаровым. Умеющим говорить о сложных проблемах, но неспособным увлечь. В итоге монолог получается скучный.
Другим «аналитиком» по Путину оказывается, естественно, Дмитрий Песков. Роль пресс-секретаря всегда возрастает, когда лидер себя пиарить не может. Недаром мы помним Ястржембского той эпохи, когда Ельцин «работал с документами». Путин, конечно, пока далек от такого состояния. Но роль Пескова уже повысилась. Нужны восхваления.
И вот — Путин у нас теперь «самый человечный человек». Долго думал Песков над этим штампом? Ему откровенно скучно. Даже Соловьев вынужден был сострить над заезженной фразой. Но ведь именно он завел разговор о том, как Путин любит детей. Похоже, и Соловьеву скучно. В глазах уже нет блеска, как во время былых поединков. Владимиру Познеру, который на 30 лет старше Соловьева, и то работать интереснее. Ведь Познер всегда пытался худо-бедно сохранять в беседах с гостями какой-то творческий элемент. Но в пропагандистских программах Соловьева творить становится все труднее.
Во второй передаче акцент был сделан на внешнюю политику. На то, что мы — не в изоляции. Все время ведем переговоры. «Привязали» Путина к Гергиеву, к культуре, к новому концертному залу «Зарядье». Грамотно разнесли рассказ о «Зарядье» с рассказом о пенсиях по разным программам. А то мог бы возникнуть вопрос: не за счет ли стариков строятся дорогие концертные залы, куда лишь редкий пенсионер попадет, судя по тому, какие там обычно бывают цены на билеты?
Неясно, кто должен смотреть аналитическую программу, в которой не задают никаких вопросов, требующих анализа. Может, это все делается для одного зрителя, имя которого используется в самом названии передачи?
Нынешняя политическая система стареет. Всем становится скучно. Ведь власть давно в кармане. Там же лежат большие деньги. Стремиться не к чему. Желать нечего. И если случится провал, всегда есть места для отступления — роскошные виллы и квартиры в Европе, куда путинские политики и пропагандисты могут уехать.
Система монополизирована, почти как брежневская. Молодежь, может, и смогла бы вдохнуть в пропаганду жизнь, но кто же допустит новое поколение на первые позиции? Там уже Соловьев. А молодые уходят в интернет, где и впрямь появляются интересные подходы — которые строятся на принципе независимости.
А на РТР остается принцип подхалимажа. Выясняется, что даже пугливые козероги от Путина, бродящего по горам, не убегают. Так наш президент хорош.
А что, собственно, от него бежать? Он же без Росгвардии пришел. Никто козерогов метелить не станет. Труженики большой дубинки заняты на митингах в столицах.
У Пескова иная трактовка: «Наверное, козероги Путина признали». Кем признали? Альфа-самцом? «Несет пургу», — как справедливо заметил однажды сам глава государства по поводу странных высказываний своего пресс-секретаря.
Аналитика явно провалилась, однако в какой-то мере выручает камера. Прекрасные горы. Красивая природа. Путин дошел до вершины. Сверху парит орел. По всей видимости, двуглавый.
Итоги воскресных выборов подводит доктор политических наук Григорий Голосов:
«В минувшее воскресенье в России прошла очередная большая серия мероприятий, которые по внешним признакам подпадают под общепринятое понятие о выборах. Я тоже буду использовать это понятие, хотя замечу, что по другим признакам — и весьма существенным, вроде отсутствия ограничений на участие партий и кандидатов — эти мероприятия выборами, в строгом смысле слова, не были. Однако внешние признаки тоже имеют значение, а главный из них — то, что авторитарные электоральные мероприятия, как и настоящие выборы, генерируют цифры, которые можно проанализировать. С этого и начнем.
В «единый день голосования» всегда избираются многие сотни представительных органов, главным образом — муниципальных. Но здесь поговорим только о наиболее важных, региональных выборах. Таких было сравнительно немного: избирались 22 губернатора и 16 законодательных собраний. Широко известно, что в 18 регионах действующие главы регионов были избраны уже 9 сентября, а в четырех — Хакасии, Приморском и Хабаровском краях и во Владимирской области — будут проводиться повторные голосования. Вопреки мнению Владимира Путина, безмятежно констатировавшего, что второй тур — дело обычное, дело это отнюдь не обычное: с 2012 года, то есть с момента восстановления прямых губернаторских выборов, такое случилось лишь однажды — в 2015 году в Иркутской области.
Несомненно, что провал выдвиженцев Кремля в четырех регионах — это наиболее заметный политический итог выборов. Однако в аналитических целях более показательны выборы законодательных собраний. Здесь общая картина такова: в пяти регионах партийные списки «Единой России» получили абсолютное большинство голосов, в восьми — относительное, а в трех (той же Хакасии, Ивановской и Иркутской областях) она уступила первенство КПРФ. Такого с декабря 2011 года не случалось ни разу.
Не очень утешительные итоги «партии власти» показывает и более детальный количественный анализ. Результаты нынешних выборов принято сравнивать с результатами региональных выборов, которые проходили пять лет назад — в 2013 году — в 15 из 16 регионов. Простой подсчет свидетельствует о том, что по сравнению с теми выборами «Единая Россия» потеряла в среднем 10.3% голосов на регион.
Разница велика и должна радовать критиков власти, но замечу, что выборы 2013 года проходили в весьма специфических условиях, вскоре после разгрома протестного движения 2011−2012 годов и до объявления властями кампании за «честные выборы».
Можно относиться к этой кампании скептически, но надо признать, что она побудила региональные власти отказаться от наиболее грубых, очевидных методов фальсификации. Напротив, в 2013 году у них был карт-бланш на то, чтобы полностью оторваться от реальности, написать такие результаты, какие заблагорассудится. Поэтому не удивительно, что результаты 2013 и 2018 года различаются не только в абсолютных величинах, но и в пропорциях: коэффициент корреляции Пирсона между двумя рядами данных очень низкий, 0.68.
Значительно выше уровень соответствия между результатами выборов 2018 года и итогами федеральных (думских) кампаний 2011 и 2016 года: 0.84 и 0.88, соответственно. При этом средняя доля голосов «Единой России» отрицательно отклоняется от показателя 2016 года весьма значительно, на 7.1%, а от результатов 2011 года — существенно меньше, на 3.6%. Разумеется, не надо быть специалистом по электоральной статистике, чтобы понять: по сравнению с 2016 годом «Единая Россия» потерпела серьезное поражение. По существу, она вернулась на те позиции, которые занимала в 2011 году. А это значит, что выборы 2018 года показали полное обнуление электоральных эффектов пропагандистской риторики, связанной с присоединением Крыма и видения России как «осажденной крепости». Причина, как совершенно правильно констатируют многие наблюдатели, состоит в пенсионной реформе.
Чтобы лучше понять причинно-следственную связь, надо разобраться в некоторых основных механизмах российских выборов. Их результаты обусловлены двумя факторами. С одной стороны, это административная мобилизация избирателей. Довольно значительное их число ходит на выборы не из-за своего желания проголосовать, а по внешнему побуждению, исходящему от государственных служащих или частных работодателей. Понятно, что в подавляющем большинстве случаев голоса таких избирателей уходят «Единой России», так что желательный для нее результат неизбежен.
Но административная мобилизация имеет ограниченные возможности в плане явки. Эти возможности неуклонно расширяются, но, по грубым оценкам, в подавляющем большинстве регионов она сама по себе обеспечивает явку 25−30% избирателей.
С другой стороны, это пропагандистская мобилизация, осуществляемая преимущественно с помощью федерального телевидения. Именно она позволяет поднять явку до 40−50%, то есть до более типичных уровней. С 2014 по первую половину 2018 года ядро официальной пропаганды составляли ссылки на внешнеполитические успехи России и связанное с ними противостояние Соединенным Штатам. При этом сколько-нибудь внятная внутриполитическая повестка дня отсутствовала, подменялась риторикой о стабильности и преемственности курса. Именно такая комбинация была оптимальной для того, чтобы убедить избирателей в необходимости поддержать действующую власть.
Поскольку никакой существенной динамики в части эффективности административной мобилизации не наблюдалось, можно с достаточной уверенностью сказать, что сбой дала именно пропагандистская составляющая системы. Присоединение Крыма — дело уже довольно давнее, новых «побед России» к сентябрю 2018 года предложить не удалось, а в ситуации «осажденной крепости» не произошло никаких изменений, которые можно было бы предъявить широкой публике. Давно планировавшееся наступление на сирийский Идлиб так и не началось из-за неожиданно стойкого сопротивления Турции и, вероятно, еще каких-то, неизвестных нам, обстоятельств. Не произвели особого впечатления на россиян ни убийство Захарченко, ни новый виток в «деле Скрипалей».
Тем не менее пропагандистское напряжение последних лет (а особенно — президентской кампании) прямо сказалось на итогах сентябрьских выборов. Дело в том, что оно существенно способствовало политизации российской публики, то есть росту числа людей, интересующихся политикой, готовых ее обсуждать и думать о ней, а значит — ходить на выборы не из-под палки, а для выражения эмоций и предпочтений. Для российских властей эта политизация имела положительные последствия, но ровно постольку, поскольку в фокусе массового сознания оставались внешнеполитические вопросы. В тот момент, когда появилась реальная внутриполитическая повестка дня (а это, как свидетельствуют опросы, произошло сразу же после объявления о пенсионной реформе), ситуация кардинально изменилась.
Видимо, власти рассчитывали на то, что президентские инициативы по «смягчению» реформы, озвученные на заключительном этапе избирательной кампании, поспособствуют решению проблемы. В действительности произошло обратное ожидаемому: незначительные и явно заранее запланированные уступки никого не успокоили, но лишь оживили интерес к вопросу. У большинства избирателей этот интерес явно сопровождался негативными эмоциями по отношению к властям.
Таким образом, сделав полный круг, российские авторитарные выборы вернулись к ситуации своей переломной точки, к 2011 году. Как и тогда, система устояла, но дала трещину. Для властей эта ситуация отнюдь не бесперспективна. Во-первых, они вполне способны минимизировать политические последствия изменений, поставив политическое поле вообще и, в частности, официальную оппозицию, которая стала основным бенефициаром изменений, под еще более жесткий контроль. Во-вторых, возможности административной мобилизации избирателей отнюдь не исчерпаны, и вполне очевидно, что сентябрьские выборы дают достаточный стимул к ее развитию.
Однако ясно и то, что эффективность пропагандистской мобилизации снизилась, и я не уверен, что это можно исправить новыми внешнеполитическими авантюрами. При этом у властей совсем нет оснований надеяться, что какие-то внутриполитические меры помогут им улучшить ситуацию. Собственно, история с пенсионной реформой показывает именно то, что лучший путь к выживанию авторитарного режима данного типа — это полное бездействие. Любые попытки модернизации создают для него угрозу.
Добавить комментарий