САМОСОЖЖЕНИЕ. «Пока она горела — все молчали». Гибель редактора Koza.Press Ирины Славиной — самый трагический результат беспощадного давления властей на региональных журналистов. «В моей смерти прошу винить Российскую Федерацию»...

Ирина Славина. Фото: Facebook

 

«Пока она горела — все молчали»

Гибель редактора Koza.Press Ирины Славиной — самый трагический результат беспощадного давления властей на региональных журналистов

 

https://novayagazeta.ru/articles/2020/10/02/87350-gosudarstvo-ubivaet?ut...

Главный редактор издания КоzaPress Ирина Славина покончила с собой перед зданием МВД в Нижнем Новгороде. Спасти журналистку не удалось. «Новая» рассказывает о работе Славиной до трагедии.

Ирина Славина. Фото: Facebook

ОТ РЕДАКЦИИ

Силовикам разрешено топтать жизнь любого...
 

В комментариях пишут: «из-за какого-то обыска», «ну не смертельно же», «наверняка что-то еще личное было»…

Столичным людям, журналистам, активистам, оппозиционерам часто трудно понять тех, кто живет в регионах. Там реальность другая. Это здесь обыски и административные аресты — квест.

А Ирина Славина, чтобы оплатить штрафы, вязала на продажу уютные теплые вещи, а еще делала домашний сыр.

Все, что происходило последнее время в жизни Ирины, — растянутая во времени пытка, когда за твою гражданскую позицию, журналистскую работу, гуманитарную деятельность, не угрожающую безопасности твоей страны, таскают на допросы, судят, обкладывают штрафами, эшники под лупой следят за каждом постом в соцсетях, а бастрыкинцы устраивают унижающие достоинство шмоны в квартире в присутствии твоего ребенка.

Ты копишь несколько месяцев дочке на телефон, чтобы в классе не смеялись, — ведь обещала… Но однажды рано утром в твой дом врываются следователи при поддержке СОБРа и уносят всю технику, включая вот этот телефон, купленный ребенку на последние.

И ты сидишь в разгромленной квартире, пьешь валокордин, успокаиваешь дочь и ломаешь голову, на что купить ноутбук, чтобы работать.

И где гарантия, что новую технику так же не отберут, а счета не блокируют.

А они придут. Отберут. И блокируют.

И такое происходит не единожды. А каждый месяц. А потом — каждую неделю. И наплевать, что ты не обвиняемая и не подозреваемая, а просто свидетель по делу о «нежелательной организации». И плевать, что даже дело перепутали, а к тебе пришли не по адресу, а по старой памяти. Ведь силовикам разрешено топтать жизнь любого.

Мои друзья, которые знали Ирину, говорят, что она была доброй, легкой, комфортной, со своими принципами и со своей «радикальной» позицией (требовать честных выборов, как вы понимаете, — уже госизмена). А еще она была не толстокожей, не циничной. Согласитесь, последнее качество не очень удобно для проживания в нашей стране.

Надо забуреть душой, закрыть глаза на всё и заткнуться. «Тебе что, больше всех надо, что ли?» — говорили нашим бабушкам и дедушкам, мамам и папам, нам, говорим и мы своим детям. Ведь если не высовываться, все будет сравнительно неплохо.

Не будут выпиливать болгаркой дверь без санкции суда, блокировать счета, прослушивать, следить, обкладывать штрафами и лишать техники всю твою семью, устанавливать в спальне скрытую видеокамеру…

Ирина высовывалась. И не закрывала глаза. Мало того: она говорила, и к ней прислушивались. В прошлом году осудила в фейсбуке установку мемориальной таблички Сталину. И вот за этот пост на нее накатал рапорт центр «Э».

Цитирую официальную бумагу: «за оскорбление человеческого достоинства и общественной нравственности». Итог — суд и штраф.

Она искренне не понимала, за что. А силовики, сделавшие жизнь Ирины невыносимой, над ней просто ржали.

По всей стране убивают и избивают людей, обыскивают, выламывают двери, штрафуют и сажают на дикие сроки, детей активистов травят в школах, родственников увольняют с работы и выгоняют из вузов. Делают это изобретательно, с издевкой и наслаждением.

Все как-то привыкли.

Ирина вот не смогла.

Вера Челищева,
«Новая»

Мемориал на месте гибели Ирины Славиной утром был зачищен коммунальными службами. Фото: Светлана Виданова / «Новая газета»

Второго октября на своей странице в Facebook Ирина Славина опубликовала пост, состоящий из единственного предложения: «В моей смерти прошу винить Российскую Федерацию». В 15.30 в местное МЧС поступило сообщение о возгорании на улице Горького. К моменту прибытия спасателей Ирина была мертва. 

На видео, опубликованном телеграм-каналом Baza, видно, что журналистка поджигает себя на лавочке. Прохожий мужчина пытается спасти ее, однако она его отталкивает. 

Славина являлась основательницей и единственной журналисткой издания КоzaPress. Идея о создании проекта появилась у нее в 2015 году, когда Ирина в третий раз лишилась работы. Как журналистка заявила в интервью изданию «Грибница»,

увольнения были связаны с тем, что она «слишком далеко совала свой нос».

Собственный проект Славина решила открыть именно ради профессиональной свободы, и эта тяга к свободе привела к тому, что на «Козу» более пяти раз подавали в суд. Саму Славину за последние два года штрафовали несколько раз. В первый раз — по статье о неуважении к власти за пост в Facebook, в котором она изменила название города Шахунья так, что корнем стало нецензурное слово, означающее мужской половой орган. Во второй — за участие в акции памяти политика Бориса Немцова. 

Этим летом на Славину составили протокол о распространении ложной информации за статью о том, что глава академии самбо в Кстове заболел коронавирусом и контактировал после этого с людьми. Журналистку впоследствии оштрафовали на 65 тыс. рублей. 

Накануне у нее прошел обыск по делу о «нежелательной организации», которое завели на «настоятеля храма Летающего макаронного монстра» Михаила Иосилевича — известного в Нижнем Новгороде активиста. 

ИЗ СООБЩЕНИЯ В FACEBOOK
 

«Сегодня 6.00 в мою квартиру с бензорезом и фомкой вошли 12 человек: сотрудники СКР, полиции, СОБР, понятые. Дверь открыл муж. Я, будучи голой, одевалась уже под присмотром незнакомой мне дамы. Проводили обыск. Адвокату позвонить не дали.

Искали брошюры, листовки, счета "Открытой России", возможно, икону с ликом Михаила Ходорковского.

Ничего этого у меня нет. Но забрали, что нашли — все флешки, мой ноутбук, ноутбук дочери, компьютер, телефоны — не только мой, но и мужа, — кучу блокнотов, на которых я черкала во время пресс-конференций. Я осталась без средств производства», — описывала обыск Славина. 

Следственный комитет по Нижнему Новгороду заявил, что информация о самоубийстве из-за прошедшего обыска не имеет под собой основания. 

«Сообщения в ряде средств массовой информации о том, что смерть погибшей связана с проведением у нее накануне гибели обысков, не имеет под собой никаких оснований. Она была свидетелем и не являлась ни подозреваемой, ни обвиняемой в рамках расследования уголовного дела, по которому проводились указанные следственные действия», — говорится на официальном сайте местного СК. 

Также следственный комитет заявил, что для установления психического состояния женщины назначена посмертная психолого-психиатрическая экспертиза. 

Ирина на марше памяти Бориса Немцова. Фото: Facebook

Штаб Навального в Нижнем Новгороде сообщил, что к зданию МВД, где Ирина Славина совершила самосожжение, стали стягиваться люди, однако полиция оцепила место трагедии. Около станции метро «Горьковская» люди оставляют цветы в память о журналистке, также некоторые встают в одиночные пикеты. Один из активистов держит плакат с надписью «Государство убивает». По заявлению штаба Навального, к месту гибели Славиной приехали автозаки. 

Профсоюз журналистов и работников СМИ потребовал расследовать самосожжение Ирины Славиной по статье 110 Уголовного кодекса РФ (доведение до самоубийства). 

Заявление Профсоюза журналистов. Фрагмент
 

«Перед самосожжением — трагическим, неоправданным, но понятным актом отчаяния — Ирина обвинила в произошедшем государство. Незадолго до этого, как теперь стало принято, на рассвете, в ее квартире в очередной раз прошел обыск. Он был произведен в унизительной форме.

Наша организация уверена, что в произошедшем имеются явные признаки преступления, предусмотренного ст. 110 Уголовного кодекса РФ (доведение до самоубийства). Мы требуем провести расследование», — говорится в заявлении профсоюза журналистов, опубликованном в Facebook. 

Профсоюз также призвал журналистов опубликовать на главных страницах всех медиа новость о гибели Ирины Славиной, «чтобы о произошедшем узнало как можно больше людей».

Ближе к восьми часам вечера по местному времени с места смерти журналистки сняли оцепление. Об этом сообщил нижегородский штаб Алексея Навального. Издание NN.ru передает, что на месте смерти Ирины Славиной до сих пор чувствуется сильный запах гари. Люди продолжают нести цветы и свечи. 

Подготовили Фариза Дударова, Виктория Микиша / «Новая газета»

Знакомые — об Ирине Славиной

Это письмо в редакцию передала дочь ростовчанки Анастасии Шевченко. Сама Анастасия обвиняется по ст. 284.1 УК РФ («осуществление деятельности на территории РФ иностранной или международной неправительственной организации, в отношении которой принято решение о признании нежелательной на территории РФ»)Ей грозит до 6 лет лишения свободы.

ПИСЬМО ВЛАДЫ ШЕВЧЕНКО

Влада Шевченко

«Нам жить на пепелище»
 

«Я соболезную семье Ирины Славиной в связи с произошедшей трагедией. Соболезную всем, кто сопереживает. Соболезную нам всем, живущим в стране, где женщины сжигают себя в знак протеста, горят, чтобы показать, что в стране нет закона. Я выступаю в защиту всех, кого государство назвало нежелательными, к кому оно вламывается с обысками без причины, кого сажает, травит ядами, кого оно не допускает до выборов, кому оно повышает пенсионный возраст, чьи накопления оно обесценивает, чей бизнес оно разоряет.

Перестаньте нас унижать и уничтожать.

Я не была знакома с Ириной, но я знакома с ситуацией, когда к тебе приходят с обыском в 6 утра, пугают детей и маму, не дают заботиться о больном ребенке, штрафуют за слова или даже молчание, снимают на камеру круглосуточно, держат в изоляции месяцами.

Наша страна превратилась в тюрьму, заложники в ней бывают разные.

Ирина Славина была из тех, кто не смирился. Прошу вас, помните ее  и то, что обыски и преследование по политическим мотивам — это ненормально, это за гранью, это страх слабых перед сильными. «В моей смерти прошу винить Российскую Федерацию», — пишет журналистка Славина и сгорает. А нам с вами жить на пепелище».

Профессиональный переводчик Анастасия Шевченко с января 2019 года находится под домашним арестом, условия которого были смягчены лишь недавноМать троих детей. С самого начала суд запретил ей навещать больного ребенка, который находился в психоневрологическом интернате. После ареста матери девочка  заболела бронхитом и через неделю умерла в больнице города Зверева. Старший следователь по особо важным делам 2-го следственного отдела 1-го следственного управления Центрального аппарата следственного комитета Александр Толмачев дал Анастасии Шевченко разрешение навестить больную дочь лишь за несколько часов до ее смерти.

 

Подготовила Елена Романова«Новая газета»
Светлана Кузеванова
юрист Центра защиты прав СМИ

— Мы познакомились на тренинге для журналистов, на котором я читала лекции (скорее всего, это был тренинг в Праге летом 2017 года. — В. М.), и она сказала: «Вот теперь хорошо, я знаю, к кому в случае чего буду обращаться за помощью». И стала обращаться. Мы вели ее гражданские дела, несколько исков о диффамации, и по нескольким делам я ездила в суд непосредственно в Нижний Новгород.

Я сейчас в потерянном состоянии, потому что для меня она была очень жизнерадостным человеком. Возможно, мы не так близко были знакомы, чтобы глубинно поговорить о том, что ее беспокоит. Но даже те часы, которые мы провели в ожидании судов или гулянии по Нижнему Новгороду, — они про то, что она всегда позитивно на все смотрела. Обо всех своих проблемах она говорила легко. И даже ситуации были, я ей говорила: «Ира, нельзя так резко писать, надо аккуратнее». Она улыбалась и говорила: «Вы же знаете, я по-другому не могу». Я говорила: «Но на вас подадут в суд!» Она с улыбкой отвечала: «Ну, значит, подадут!» — мол, это и есть моя работа.

Она мне всегда говорила: «Вы же знаете, что я не могу не писать». Вот последняя ситуация с судьей — ей пришла претензия досудебная в редакцию от судьи и мы ее разбирали, и я говорила: «Ира, постарайся удалить этот материал». Она сказала: «Свет, ну как я могу удалить этот материал, это же правда, это же было». И она рассказывала, что ей люди донатят на сайт, но особо это денег не приносит, но она знает, что работа важна, и будет делать.

У других журналистов после судебных исков обычно срабатывает самоцензура, охлаждающий эффект, на нее это не действовало.

Одна публикация хлеще другой. У нее вообще не было страха, она не боялась дел — ни административных, ни уголовных. Она не боялась тюрьмы. 

И она всегда такая была: что думает, то и говорит. Лезла на рожон в определенном смысле. Но, кажется, это и была ее жизнь. 

Она постоянно говорила про своих близких, она обожала свою собаку, все время беспокоилась о ней. У нее дочка, муж, мама. Она вязала на заказ цветные теплые платки. Никогда не говорила о том, что хочет бросить работу. Говорила только, что, когда закончит заниматься журналистикой, будет сидеть на даче, платки вязать на природе. Муж ее всегда поддерживал, на суды ходил. 

Мы вчера с ней переписывались, я прочитала пост про обыск, пишу: «Ира, какой кошмар, у вас есть адвокат? Как вы вообще?» Она говорит: «Нет, адвоката пока нет». И она рассказывала о том, что забрали всю технику, но даже об этом она рассказывала легко, не было никакой депрессии в ее словах, что это ее так достало, что сил нет никаких. И мы ей предлагали помощь от центра обжаловать обыск, подать жалобу в ЕСПЧ. Я сказала, что мы всегда на связи. Она сказала: «Да-да, спасибо». И пошутили что-то и разошлись. 

Она очень живо всегда рассказывала о своих приключениях с государством: «Ой, эти вот опять…» Я говорю: «Ира, как ни встречу вас, у вас что-нибудь происходит». Она такая была очень деятельная, такая — моторчик.

Мы обсуждали то, что происходит в стране, какие-то кошмары, но чтобы она хоть раз сказала, что не верит в свою работу и не знает, как жить дальше, — такого не было.

Я видела ее последний раз 17 сентября, у нас было вынесение решения по ее делу, в Новгород я приезжала. На мой взгляд, обывательский, — вот вообще ничего не предвещало…

Я когда увидела пост, я сначала подумала, что это какая-то акция, хайп. Она могла хайпануть, это было в ее характере — привлечь внимание. 

Я чувствую такое отчаяние, что она как никто другой, хорошо знала, как журналист, как редактор, источники связи у нее в разных органах, — она как никто знала, что это вообще ничего не изменит, — такой акт. Она не могла не понимать, что это будет просто еще одна очередная смерть, ничего это не изменит, даже если все про это напишут, через неделю все про это забудут.

А потом меня накрыло ощущение такой доброй злости: ну зачем, Ир?! Жить еще и жить. Наверное, было что-то, что нам неизвестно? 

 

Подготовили Фариза Дударова, Виктория Микиша / «Новая газета»

 

Комментарии

Ирина Славина погибла в войне, развязанной оккупантами из ООО Медведева - РФ, против граждан юридически существующего СССР.

При жизни она так и считала, хотя ее убеждали, что "сейчас не война. А ты не Гастелло."

Славина: "А мне кажется, что война.

Интересно, а если я устрою акт самосожжения возле проходной УФСБ (или прокуратуры города, я пока не знаю), это хоть сколько-нибудь приблизит наше государство к светлому будущем, или моя жертва будет бессмысленна? Думаю, лучше умереть так, чем как моя бабушка от рака в 52 года.

...Только я думаю не столько о смерти, сколько может ли моя смерть быть полезной".

Да будет так, чтобы смерть Ирины не стала напрасной!

Страницы

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
CAPTCHA
This question is for testing whether you are a human visitor and to prevent automated spam submissions.