В Госдуме состоялся «круглый стол» фракции КПРФ «Бюджетно-налоговая политика в период проведения СВО: проблемы и решения». В «круглом столе» приняли участие политики, учёные, представители федеральных министерств и ведомств.

Н.В. КОЛОМЕЙЦЕВ, первый заместитель руководителя фракции КПРФ в Госдуме РФ:

— Недавнее рассмотрение исполнения бюджета показало крайне слабую бюджетно-финансовую политику правительства в части выполнения ими же обозначенных цифр. Согласно заключению Счётной палаты РФ, почти в 7 раз выросла сумма неисполненных расходов при наличии ресурсов. Мы считаем, что это недопустимо и приводит к недостаточному исполнению нацпрограмм.

Хотя по формальным финансовым показателям вроде бы всё не так плохо. Скажем, программа «Демография» исполнена на 99,8 процента, потратили 749 миллиардов, но мы, как народ, третий год продолжаем вымирать. Только за 2022 год нас на 650 тысяч человек стало меньше. Тут либо целеполагание программы неправильное, либо происходит формальное освоение денег без проверки результатов этих вложений. Причём все 49 программ и 12 нацпроектов постоянно корректируются министерствами в оперативном режиме.

Официальной статистической отчётности стало трудно доверять. Потому что у нас, в нарушение рекомендаций ООН, Росстат стал фактически ведомственной структурой при минэкономразвития, где упразднена уголовная ответственность за недостоверные данные. Произошла и коммерциализация Росстата, которая привела к тому, что чиновники дробят статсборник на маленькие платные сборнички, в которых всё равно нет достоверных данных. Надо вернуть Росстату статус основного органа, который даёт достоверную информацию. Вернуть ему статус как минимум комитета при правительстве, который подчинён если не президенту, то премьеру. Следует восстановить ответственность за недостоверность информации.

Далее. За 2022 год дефицит бюджета составил порядка 3 триллионов. Одновременно нефтяникам через акцизы отдали 3 триллиона 269 миллиардов. Мы попросили минфин в рамках экспертно-аналитической работы дать нам структуру уплаты налогов нефтегазовыми компаниями. Ведь что получается: первые 10 нефтегазовых компаний на один и тот же объём нефти и газа платят в разы больше налогов, чем остальные! Они у нас самые дисциплинированные. В частности, это «Сургутнефтегаз», который платит больше всех налогов.

А в то же самое время правительство ищет налоги, президент обращается к РСПП: «Дайте 300 миллиардов!» Это при том, что у нефтяников 2022 год был один из самых доходных.

Аналогичная ситуация и в угледобывающей отрасли. Есть такая компания СУЭК, аффилированная с известными лицами. Она заплатила аж 7 миллиардов рублей налогов. А обороты-то у неё триллионные!

7 миллиардов налоговых отчислений — недопустимо мало для столь крупного бизнеса. Мы обратились в минфин с запросом: к рассмотрению бюджета в нулевом чтении представить структуру уплаченных налогов всеми госкорпорациями, всеми крупными компаниями топливно-энергетического комплекса.

С нашей точки зрения, у нас проводится варварская валютно-денежно-кредитная политика под видом плавающего курса рубля. С одной стороны, нам рассказывают, что на 18 процентов поднимут пенсию, и в то же время чуть ли не вдвое девальвировали валюту. Как это можно сопоставить? С одной стороны, вырос бюджетный дефицит, а с другой — на 150 миллиардов долларов за прошлый год увеличилось состояние наших долларовых миллиардеров, и число их стало на 6 человек больше.

И всё это происходит в период СВО, когда люди гибнут на фронтах, протяжённость которых более тысячи километров.

Вот мы говорим: бизнес должен вкладывать в развитие, но, если государство не вкладывает и не создаёт соответствующих условий, разве бизнес сможет что-то новое построить? Хороший проект — это 5—10 миллиардов рублей, кто может позволить себе их заморозить на пять лет, пока начнётся отдача? Где инвестиционные кредиты ВЭБа?

С проблемой инфляции у нас борются монетарными методами. А вот известный теоретик Джозеф Стиглиц писал: если вы вкладываете средства в инфраструктуру и индексируете социальные выплаты и зарплаты, то инфляция даже в 15 процентов не страшна в интервале пяти лет, если вы действительно вкладываете в новые производства, которые через пять лет заработают. Но у нас всё происходит стихийно. Мы об импортозамещении говорим 15 лет, а где оно? Один импорт поменяли на другой — параллельный. Увеличили траты на логистику. Но ведь выросшие затраты достаются в цене потребителю! А если вы к тому же наполовину девальвировали валюту, то цена параллельного импорта взлетает.

У нас единственный Центральный банк из стран «двадцатки», который монетизацию экономики держит на неприемлемо низком уровне. Ни у одной из них нет монетизации экономики меньше 100 процентов ВВП. У стран «семёрки» — 180—280 процентов. Скажем, у Японии — 290, у Китая — 236. А у нас последние два года всего по 52—54 процента. И при этом наши процентные ставки в разы больше, чем у них.

С инвестициями в основной капитал у нас вообще катастрофа. Сегодня Силуанов с гордостью отчитался: 10 процентов — вложений в основной капитал. И это при том, что ещё в 2020 году президент в указе по основным целям развития России установил ежегодный прирост не менее 70 процентов и минимальный процент 25. Именно поэтому у нас за 10 лет рост ВВП ежегодно составляет 0,9 процента. Тут зависимость прямая: если вы инвестиции увеличиваете, они напрямую влияют на рост ВВП.

В Китае, скажем, сразу несколько ключевых ставок: для инвестиций одна, для строительства — другая, для малого бизнеса — третья и так далее. Денежная политика направлена на поддержку экономики. А у нас — наоборот. Может, потому, что Силуанов и Набиуллина являются исполнительными директорами МВФ и многие их решения — это выполнение решений МВФ?

Далее. Пора от разговоров и деклараций о необходимости делить страны на дружественные и недружественные переходить к соответствующей политике. Мы продолжаем поставлять сырьё и металлы тем, кто делает из нашего титана, алюминия ракеты, которые направлены против нас. Мы им поставляем ещё и нефть дешевле, чем собственным потребителям, электроэнергию и так далее.

Утверждается, что у нас низкий уровень безработицы. Это самообман, если по стране официально утверждён минимальный размер оплаты труда 16242 рубля.

Следующий момент — офшорная экономика. У нас многие структуры аффилированы с крупными офшорными корпорациями. У меня есть официальный ответ Силуанова, согласно которому за год у нас в виде дивидендов только в офшоры уходит 5,3 триллиона рублей. И при этом правительство ищет, где бы найти денег…

М.М. СОКОЛОВ, ведущий специалист Института экономики РАН, доктор экономических наук:

— Самые актуальные проблемы налогообложения в России такие. Первая связана с отсутствием дифференциации в налогообложении доходов физических лиц и угнетающей экономику системой их взимания как с бизнеса, так и с физических лиц.

В США и в других развитых капстранах более 65 процентов всех налогов собирается с доходов физических лиц. При этом около 90 процентов всех этих налогов собирается с наиболее состоятельных налогоплательщиков. Из них 25 процентов падает на непереложимые налоги. Эти 25 процентов мы должны вычесть из общей налоговой нагрузки на экономику страны, в результате чего налоговая нагрузка в США снижается с расчётной 28 процентов, когда мы считаем по ВВП, до 20 процентов.

В России состоятельные граждане так же, как и граждане с низкими доходами, платят по ставке 13 процентов, с небольшим отклонением от неё в два процентных пункта. Причём буквально год или два назад эти два процентных пункта были внедрены. И мы, по статистике, собрали 643 миллиарда рублей за счёт только двух процентов.

В США и в других развитых странах 50 процентов подоходного налога с социальных и страховых выплат платится непосредственно самими налогоплательщиками. В России все 100 процентов выплачивает работодатель, что существенно утяжеляет налоговую нагрузку на производство.

В США общая налоговая ставка по наиболее высоким доходам вместе с социальными и страховыми выплатами составляла 58 процентов от получаемого дохода. Выплата такого высокого налога не ведёт к сокращению покупательной способности налогоплательщика, потому что если он получает 100 тысяч долларов в год, мы у него заберём там 50 тысяч, то 50 тысяч долларов останется и покупательная способность его от этого нисколько не пострадает.

В США подоходный налог с лиц с низкими доходами вообще не взимается, наоборот, им ещё доплачивают, что позволяет поддерживать в стране высокую покупательную способность населения. В России подоходный налог платят все без исключения, что приводит к снижению покупательной способности низкооплачиваемых лиц, а у нас их большинство. В США отсутствует такой обременительный налог (как для производителя, так и для покупателя), как НДС. Вместо него там действует налог с продаж, ставки по которому устанавливают власти штатов.

В целом такие кардинальные расхождения по ставкам налогов и системе их сбора между Россией и развитыми капстранами негативно отражаются на темпах роста российской экономики. В результате в России сложилась более высокая налоговая нагрузка на бизнес, прежде всего в обрабатывающих отраслях по сравнению с другими странами, что ведёт к падению темпов роста экономики, снижает потребительский спрос и отрицательно отражается на экономике.

Мировая практика показывает, что высокие налоговые ставки на богатых не тормозят развитие экономики и никак не сказываются на том, что состоятельные граждане теряют в своих возможностях инвестировать.

Вторая серьёзная проблема: отсутствие дифференциации ставок налогообложения по отраслям народного хозяйства. В России в налоговой системе её основателями был заложен принцип нейтральности по налоговым ставкам в отраслевом разрезе. Однако, как показывает практика, такая нейтральность ставит отрасли в неравное положение по тяжести налогообложения. Это объясняется тем, что у нас подоходный налог с заработной платы 13 процентов и все страховые и социальные выплаты, составляющие 30 процентов, являются элементами издержек и выплачиваются непосредственно работодателем. И в тех отраслях, где в общих издержках высока доля заработной платы, налоговая нагрузка оказывается гораздо выше, чем там, где она минимальна.

Самая высокая доля затрат на заработную плату в общих издержках (20—40 процентов) наблюдается сегодня в лёгкой промышленности, в наиболее технологичных отраслях, а самая низкая — в сырьевых отраслях (5—7 процентов). И из-за более высокой доли заработной платы в издержках в обрабатывающих отраслях, в частности, при производстве машин и оборудования, в текстильной и швейной промышленности, тяжесть налогообложения в них в полтора-два раза выше по сравнению с сырьевыми отраслями, а по совокупной прибыли, с включением в неё и амортизации, разница достигает 2—2,5 раза.

Нужно, чтобы тяжесть налогообложения в обрабатывающих отраслях сравнялась с сырьевыми. Тогда у них появится достаточное количество средств для развития и они станут привлекательными как для отечественного, так и для зарубежного капитала. Рентабельность у них вырастет в полтора-два раза. В 2021 году рентабельность при добыче нефти и газа составляла 26 процентов, при добыче металлических руд — 111 процентов. А вот при производстве машин и оборудования рентабельность составила лишь 7,3 процента, мебели — 6,3, автотранспортных средств — 0,9 процента.

Вот почему, если выплачивать все налоги согласно действующему налоговому законодательству, то производства, в которых высока доля обработки и квалифицированного труда, вынуждены закрываться. Либо им приходится искать схемы ухода от налогов, чтобы выплачивать сотрудникам приемлемую плату за их труд.

Все мероприятия, проводимые сегодня правительством страны по импортозамещению и сокращению зависимости от налоговых поступлений от сырьевых товаров, останутся лишь благими пожеланиями без существенного снижения налоговой нагрузки в экономике страны, и в первую очередь для обрабатывающих отраслей.

Ещё одна проблема, подрывающая темпы роста российской экономики, связана с существующей структурой инвестиций в основные фонды. Именно от таких инвестиций зависят темпы роста ВВП. Наиболее эффективным источником инвестиций сегодня выступают не кредиты банков, не свободная прибыль предприятий, как сложилось в России, а амортизационные отчисления и фондовый рынок.

Сегодня в США и в других развитых странах инвестиционная деятельность примерно на 85 процентов осуществляется за счёт амортизационных отчислений и фондового рынка. В России же на амортизацию приходится всего 30 процентов инвестиций, а на фондовый рынок — вообще с гулькин нос. Высокая доля амортизации в США и в других развитых странах связана с внедрением в повседневную практику ускоренной амортизации, отличающейся от обычной за счёт более коротких сроков обновления основных фондов.

В результате применения ускоренной амортизации объём начисляемых амортизационных отчислений активно используется в качестве чистых инвестиций, замещая собой в них чистую прибыль бизнеса и заёмные средства. Амортизация начинает одновременно работать как на восстановление износа основных фондов, так и на расширенное производство. В большинстве промышленно развитых стран в общих источниках инвестиций на амортизационные отчисления приходится порядка 70 процентов, а заёмные средства и собственная прибыль ужались до 10—15 процентов.

Государство предлагает бизнесу пряник в виде освобождения части его прибыли от налога, предлагая превратить часть прибыли в амортизационные отчисления. После чего эти средства приобретают новые качества: они могут быть потрачены только на инвестиционную деятельность. Это ключевой момент политики ускоренной амортизации. Ничего подобного в России нет. У нас даже отменён статистический учёт средств амортизации, использованных в инвестиционных целях.

Использование амортизации позволяет государству наращивать инвестиции в наиболее прогрессивных отраслях производства, ускорять развитие экономики, делать её более эффективной и одновременно с этим увеличить объём налоговых доходов. В целом такое направление в экономическом развитии можно с полным правом охарактеризовать как мягкое экономическое принуждение к инвестиционной деятельности.

Осуществление инвестиционной деятельности в таком случае отчасти финансируется из бюджета государства, в результате чего повышается его эффективность для бизнеса по сравнению с использованием на эти цели кредитных ресурсов, по которым надо выплачивать основной долг и проценты, или по сравнению с чистой прибылью, по которой надо выплачивать налог.

При этом взнос государства в инвестиционную деятельность в виде недополученных поступлений от налога на прибыль можно охарактеризовать как государственную инвестиционную закваску или как катализатор, призванный ускорить инвестиционную активность бизнеса.

Государство сокращает свои налоговые поступления в бюджет, но одновременно с этим вызывает мультипликативный эффект. Инвестиционная закваска позволяет при налоге на прибыль в 20 процентов увеличить амортизационные отчисления в пять раз, а вместе с тем во столько же раз увеличить и инвестиции.

Ещё к одному направлению использования мягкой силы государства следует отнести повсеместное внедрение низких ключевых ставок Центрального банка в 1—2 процента, а часто даже отрицательных. Мягкая сила в этом случае направлена против коммерческих банков. В результате низких ставок Центрального банка деньги из коммерческих банков со стороны как населения, так и бизнеса начинают изыматься и уходить на фондовый рынок, на покупку акций наиболее доходных и технологичных компаний, что положительно отражается на темпах роста экономики и технического прогресса.

По сведениям ФНС, налоговая нагрузка топливно-энергетических компаний при добыче составляет 46 процентов, при добыче полезных ископаемых в целом — 35,2 процента, а в обрабатывающих отраслях 8,1 процента. То есть налоговая нагрузка многократно ниже в обрабатывающих отраслях, по версии налоговиков. А что на самом деле? Всё с точностью до наоборот.

Федеральная налоговая служба в своих расчётах не учитывает природную ренту, которую получают нефтегазовые и другие сырьевые компании безо всяких усилий, «за бесплатно». И когда её изымают, то называют это налогом. Но это не налог.

Считаю, что Дума должна поставить вопрос о пересмотре системы налогообложения с целью создания условий для устойчивого экономического роста.

Е.Н. ВЕДУТА, заведующая кафедрой стратегического планирования и экономической политики факультета государственного управления МГУ им. М.В. Ломоносова, доктор экономических наук, профессор:

— Инвестиции — это не просто деньги, за инвестициями должно быть соответствующее материальное обеспечение. Вот то, что мин-экономики должно хорошо понять. Просто за счёт денег станки и самолёты не появятся. Чтобы произвести сложный продукт, требуются сложные расчёты, взаимоувязки расчётов различных отраслей, участвующих в производстве.

Ведь не зря корпорации развивались по пути формирования производственных цепочек, старались сделать так, чтобы если они производят сложную продукцию, то вся цепочка должна быть в их руках. Поэтому наивные рассуждения о том, что рынок всё решит, — это мышление на уровне XIX века.

Сегодня на кону судьба России. Поэтому и разговор идёт о мобилизационной модели экономики, и бюджет должен быть частью именно этой экономики.

А дальше возникает вопрос: а что собой должна представлять эта мобилизационная модель? Представлений, какая она должна быть, к сожалению, у правительства нет. Потому что правительство привыкло всё прогнозировать, и прогнозы эти часто не выполняются. А мобилизационная модель предполагает управление развитием экономики. Стоит ли тратить наши время и средства на то, чтобы внедрять цифровые технологии, которые во многих случаях удобны, но, с точки зрения роста производительности общественного труда, не дают ничего? Внедрение цифровых технологий поможет как-то качественно изменить экономику? Не поможет.

Мы — единственная страна, которая обладала уникальным опытом планирования экономики. Если формулировалась цель, задача, мы не заливали её деньгами, а создавали условия для производства конечного продукта. Затем выстраивались цепочки производственных связей, чтобы этот продукт был действительно произведён.

Для выстраивания производственных цепочек, сети всех взаимосвязей, которые работают на выпуск нужного количества продукта для здравоохранения, обороны, потребительского рынка, образования, наших госрезервов и так далее, нужен расчёт плана. Не лоббистские игры вокруг бюджета, чтобы что-то урвать от государственного пирога, а потом не суметь освоить. Нужен расчёт, планирование. План как таковой и расчёт плана позволяют сделать информацию прозрачной, когда для коррупции не остаётся никаких возможностей. Может быть, поэтому и препятствуют у нас внедрению планирования экономики как базы для управления экономикой.

То, как у нас выполняется бюджет, — это стыд. Мы фактически находимся в условиях тотального хаоса, который только нарастает и ведёт страну к пропасти.

Что сегодня нужно делать? Мы живём в эпоху цифровой революции и не использовать возможности цифровых достижений просто глупо. Мы не можем вручную рассчитать сложный план. Нужно разработать искусственный интеллект в экономике, который базируется на кибернетическом планировании. Эту методологию разработали в Советском Союзе Кржижановский и Струмилин. Кибернетическое планирование экономики могло бы решить наши проблемы. Но мы даже не пытаемся двигаться в этом направлении.

С.И. ШТОГРИН, аудитор Счётной палаты РФ:

— Мы находимся под жесточайшими санкциями, каких не видел, наверное, даже СССР. И в этих условиях с исполнением бюджета за прошедший год никаких катаклизмов, которые нам предрекали наши противники, не произошло. По данным на 1 июля 2023 года от минфина, доходы поступили в объёме 12 триллионов 381 миллиарда, или 47,4 процента от запланированного в бюджете. Это хороший показатель, потому что основная доля доходов поступает во втором полугодии. Исполнены расходы на 14 триллионов 976 миллиардов — это порядка 50 процентов сводной бюджетной росписи. Дефицит составил 2 триллиона 595 миллиардов рублей при плановом дефиците 2,9 триллиона. То есть бюджет сбалансирован.

Можно, конечно, говорить об изменении всей налоговой системы, но если бы не было внешнеполитической ситуации. Что можно сделать реально? Центральный банк должен не только таргетировать инфляцию, но прежде всего отвечать за курс рубля. Такой, как сейчас, рубль никогда не будет платёжным средством в международных расчётах. Кому же нужен рубль, который может менять свой курс за один день на 10—20 процентов? При этом мы всё больше и больше говорим, что надо проводить международные расчёты в национальных валютах, исключать доллар и евро.

У ЦБ есть много инструментов для управления курсом. Ведь в прошлом году был введён запрет на оставление валютной выручки за рубежом. За счёт этого ЦБ смог проводить валютные интервенции и держать в разумных пределах рубль.

Е.И. БЕССОНОВ, член Комитета Госдумы РФ по бюджету и налогам, фракция КПРФ:

— К сожалению, мы с вами забыли, что законодательство Российской Федерации написано, по сути, под диктовку так называемых недружественных стран. Так, Гражданский кодекс РФ уравнял всех граждан Российской Федерации с негражданами и с иностранными гражданами в экономическом отношении. Но если российский гражданин получает кредит под 15—20 процентов годовых, то американский гражданин может получить его под 2—3 процента годовых, а японский бизнесмен — инвестиционный кредит под минус 0,25. Кто при этом на территории Российской Федерации оказывается более конкурентоспособен? Конечно же, не гражданин России.

У нас в обрабатывающей промышленности работают всего 10 миллионов человек в среднем. Это очень мало для такой страны, как Россия. Нам необходимо срочно менять структуру занятости. Нужно сделать приоритетом подготовку специалистов технических и инженерных специальностей. Только тогда мы сможем добиться суверенизации нашей экономики.

И.А. ФИЛАТОВА, депутат Госдумы РФ, фракция КПРФ:

— Фармацевтическая промышленность в мире входит в пятёрку самых доходных отраслей, но это не касается Российской Федерации. В структуре российской экономики фармацевтика занимает 0,85 процента. В рамках программы импортозамещения в нашей стране упор был сделан на воспроизводство уже действующих импортных препаратов, а не на производство собственных. Результат мы видим на структуре госзаказа. По официальной статистике, за 2022 год 53 процента госсредств, предназначенных для закупки лекарственных препаратов, ушло на приобретение импорта. То есть эти деньги профинансировали экономику и науку в основном недружественных стран — США, ЕС, Японии.

На всю гражданскую науку в 2023 году в бюджете России выделено 492 миллиарда рублей. То есть только на закупку иностранных лекарств в год мы тратим денег больше, чем на всю нашу гражданскую науку, включая фармацевтику. К сожалению, у нас сформирована «дженериковая модель» фармацевтики (производство лекарств — аналогов западных. — Ред.). В 2022 году объём импорта лекарств вырос на 15 процентов.

Очевидным выходом является производство собственных оригинальных препаратов. И именно государство должно ставить задачи перед наукой, в каком направлении нужно действовать. Это вопрос именно государственного стратегического планирования. И если выходить на проектный запуск 10 инновационных препаратов в год, начиная с 2030-го, нам нужно минимум 15 миллиардов рублей в год, а лучше 20, именно на целевое расходование и на фармацевтическую науку.

Приблизительно 25—30 процентов этих средств может обеспечить бизнес. Частично он это делает. Но бизнес вкладывает уже в финальные стадии, в наименее рисковые. А основная часть доклинических испытаний — это традиционно во всех странах мира зона ответственности государства.

К сожалению, наша наука ориентирована на гранты, а не на прикладной результат. Это тупиковый путь. Для разработки собственных инновационных препаратов требуются комплексные программы развития научных исследований и обеспечение сквозного финансирования с самых разных стадий исследования до этапов внедрения их на рынок. Ряд наших научных университетов уже используют эту практику.

Требуется финансирование отдельных программ научно-исследовательских работ по фармацевтике. Сейчас у нас нет секторального разделения, а есть общий бюджет на науку. И здесь действуют по принципу: кто успел — тот и прав. От этой практики надо отказаться.

В.С. ОСИПОВ, заведующий кафедрой мировой экономики и управления внешнеэкономической деятельности факультета государственного управления МГУ им. М.В. Ломоносова, доктор экономических наук, профессор:

— Бюджетно-налоговая политика и денежно-кредитная политика связаны тесно друг с другом. До 2008 года мы говорили о шоковой терапии, и в это время у нас была сырьевая модель развития. К 2008 году мы плавно подошли к сервисно-сырьевой модели, когда есть сырьё и есть услуги и больше ничего нет. Всё остальное покупается за границей. В 2013 году появился закон «О промышленной политике». Какая у нас теперь модель? Куда мы двигаемся? Вообще непонятно...

На днях председатель Центробанка модерировала дискуссию на тему «Структурная трансформация». И вопросы были такие: как трансформироваться, куда трансформироваться? Но ответа не прозвучало. Почему? Потому что нет модели. А она нужна, для того чтобы можно было сформулировать приоритеты и двигаться к ним.

Вот сегодня приводился пример: на 99,8 процента профинансирован нацпроект, а результата нет. Потому что нет приоритетов. Точнее, есть приоритет, и он очевидно какой: освоить средства. Так и поступают. Поэтому проверка Счётной палаты РФ даёт положительный результат. Всё делается по правилам, абсолютно чётко. Только жить становится всё труднее, потому что у нас не сформирована позитивная модель социально-экономического развития.

У нас государство играет достаточно существенную роль в экономике, и это нельзя игнорировать. Невозможно говорить о либеральной или абсолютно рыночной модели в ситуации, когда 70 процентов экономики огосударствлено. Это просто глупо. Тем не менее используются рыночные рецепты, которые к нашей действующей модели не могут быть применены.

Надо задуматься и о степени открытости экономики: должна ли она быть открытой после 2022 года? А у нас по-прежнему абсолютно свободное движение труда, капитала, ресурсов — всё свободно, всё прекрасно. Но ведь есть блок недружественных стран. Нужно ли сохранять степень открытости экономики в том режиме, в каком мы теперь существуем?

Следует спросить себя и о том, что такое санкции? Это целенаправленно инициированный зарубежным правительством разрыв или угроза разрыва обычных экономических отношений. Теперь санкции являются неотъемлемой частью международной дипломатии. Это инструмент принуждения правительств к определённым ответным действиям. В большинстве случаев применение санкций предполагает готовность вмешаться в процесс принятия решений другой суверенной страной.

Санкции оказывают влияние на модель экономического развития. Что мы можем сделать? Учесть это в своей экономической модели.

Дорогие коллеги, на самом деле нам надо подумать о том, чтобы заменить наши с вами 20 различных налогов и совершенно фантастическое число людей, которые заняты налоговым администрированием. 160 тысяч человек — среднесписочная численность ФНС по стране! Но самое ужасное — это совершенно безумный фактический налог на предприятия, связанный с содержанием главного бухгалтера и многочисленного штата бухгалтеров. При средней заработной плате 64689 рублей — больше чем в миллион рублей в год (с налогами на зарплату). Представляете, какие это расходы для микропредприятий и для малых предприятий?!

А.Е ГЛАЗКОВА, член комитета Госдумы по государственному строительству и законодательству, фракция КПРФ:

— Нынешняя сложившаяся ситуация с выполнением бюджета является не только следствием западных санкций, но и прежде всего в корне неправильного экономического курса, которым после 1991 года идёт в никуда наша страна. Все правительства этого периода следовали простой и крайне вредной логике: будем вывозить на Запад все наши ресурсы и на эти деньги сможем всё купить. В результате был проведён настоящий погром нашей экономики, развал индустриальной базы, закрытие и разграбление путём ваучерной, залоговой приватизации практически всей обрабатывающей промышленности.

Всего за 30 лет капитализма в России погибло, по некоторым оценкам, около 80 тысяч предприятий. Именно гибельная экономическая политика, начиная с 1991 года, и привела к тому, что у нас была по сути ликвидирована здоровая налоговая база экономики в виде производственных предприятий. Чтобы увеличить поступления налогов, нужно не поднимать налоги, а создавать условия для массового строительства и процветания предприятий.

Российские же правительства, начиная с 1991 года, наполняли бюджет за счёт косвенных налогов, вроде гибельного для промышленности НДС, за счёт вывозных пошлин на сырьё и за счёт постоянных снижений бюджетных социальных расходов.

После начала СВО гибельность этого экономического курса стала ясна практически всем. Страна фактически осталась без автомобилей, самолётов, важнейших лекарств, запасных частей. И этот список можно продолжать, он огромен. А ведь в Советском Союзе всё это мы производили сами. И мы не зависели ни от каких стран.

Но правительство и сейчас не нашло лучшего выхода, чем просто сокращение бюджетных расходов. Такое бывало в нашей стране неоднократно.

При этом из страны, как и до СВО, массово вывозится капитал из-за гибельной политики Банка России по ослаблению рубля, затрудняется и так осложнённый западными санкциями импорт нужного для новой индустриализации оборудования.

Что же делать? Надо ввести, наконец, прогрессивную шкалу налогообложения и поднять максимальную ставку для богатых до 20—30 процентов и снизить одновременно для бедных до 10 процентов.

Вывести все российские компании из офшоров. Это нам, кстати, говорил и президент ещё в 2013 году. Налоги платить нужно в нашей стране.

Прекратить погашение кредитов компаниям из недружественных стран на время действия введённых ими антироссийских санкций. По данным Эльвиры Набиуллиной, на выплату внешних долгов в 2022 году ушло 40 миллиардов долларов.

Ввести налог 15 процентов на вывоз капитала из страны. Вывоз капитала в недружественные страны запретить на время действия антироссийских санкций. Между тем в 2022 году из страны было вывезено более 220 миллиардов долларов.

Ввести налог на любую недвижимость россиян за границей, и прежде всего в странах НАТО. Это недопустимо, когда одни наши граждане собирают средства на СВО с нищенских зарплат, а другие платят за свою недвижимость налоги в странах НАТО и тем самым финансируют поставки оружия киевскому режиму.

Оказать поддержку рублю для облегчения импорта промышленного оборудования. Для этого ограничить спекулятивные биржевые операции с валютой.

При секвестре бюджета не трогать социальные статьи и выплаты гражданам.

Только возвращение к социализму может поставить нашу страну на рельсы развития — мирного и прогрессивного.