Отсюда
Бруснёв Михаил Иванович (1864 – 1937). Из казаков, сын хорунжего. Учась в Петербургском технологическом институте, вел подпольную деятельность среди марксистски настроенной студенческой молодежи столицы. Ему была посвящена отдельная статья в Большой советской энциклопедии:
<…>В 1889 объединил марксистски настроенных студентов Технологического, Лесного, Горного институтов и Петербургского университета с рабочими кружками, ранее связанными с группами Д. Благоева и П.В. Точисского. Возглавил комитет, руководивший работой организации. Наладил снабжение кружков нелегальной литературой, книгами для самообразования, организовал гектографированную газету и выпустил несколько воззваний. В 1890-91 участвовал в поднесении адреса Н.В. Шелгунову от рабочих, а также в демонстрации на его похоронах и в организации празднования первой маевки в России.
С 1891, работая технологом в Московско-Брестских железнодорожных мастерских в Москве, создавал новые социал-демократические кружки, установил связь с кружками Тулы, Н. Новгорода, Харькова, Киева, с плехановской группой «Освобождение труда», от которой получил большую партию нелегальной литературы.
<…>С 1901 участвовал в работах Русской полярной экспедиции. Вернулся в Петербург в 1904. Примыкал к социал-демократической группе Союза инженеров. В 1907 был в числе выборщиков в Государственную думу от левого блока (большевиков и эсеров). Впоследствии от политической деятельности отошел.
А в еще одной статье в БСЭ отражалась связь студентов-технологов с рабочей средой:
Бруснева группа, одна из первых социал-демократических организаций России. Сложилась в 1889 в Петербурге в результате объединения революционной студенческой молодежи и передовых рабочих; была преемственно связана с группами Д. Благоева и П.В. Точисского. Ставила целью пропаганду марксизма среди передовых рабочих для подготовки из них руководителей рабочего движения. Называлась «Центральным рабочим комитетом», «Рабочим союзом», позднее – по имени руководителя М.И. Бруснева. К осени 1890 делилась на две части.
Интеллигентский центр (Бруснев, Л.Б. Красин, Г.Б. Красин, В.С. Голубев, В.В. Святловский и др.) действовал среди интеллигенции, а также намечал программу и методику пропаганды в рабочих кружках. Центральный рабочий комитет (Н.Д. Богданов, Е.А. Климанов, Ф.А. Афанасьев, В.В. Буянов, П.Е. Евграфов, В.И. Прошин, В.В. Фомин) организационно руководил рабочими кружками. Связь между обоими комитетами осуществлялась через представителя интеллигенции в центральном рабочем кружке.
Ведущую роль в Б. г. играли студенты Петербургского университета, Технологического, Горного и Лесного институтов. Рабочие кружки (по 5-7 человек в каждом) объединяли рабочих крупных предприятий города; наиболее прочные – на Путиловском, Обуховском, Балтийском заводах. Кружки были двух типов: в одних занятия проводили интеллигенты, в других – сами рабочие-пропагандисты. В 1890 группа имела до 20 кружков первого типа и несколько – второго.
<…>Б. г. стремилась к соединению с рабочим движением. Зимой 1890-91 члены группы участвовали в стачках рабочих порта и фабрики Торнтона. Во время стачки на Митрофановской мануфактуре летом 1892 брусневцы отпечатали листовки и распространяли их на многих предприятиях. Б. г. издала 2 номера гектографированной газеты «Пролетарий». Организовала демонстрацию на похоронах Н. В. Шелгунова (1891) и первые в России маевки (в 1891 присутствовало 80 человек, в 1892 — до 200 чел.).
Работа автора сих биографических очерков в ГАРФ, в материалах Департамента Полиции позволила дополнить чисто большевистский перечень деятельности М.И. Бруснева подробностями его «линии жизни», в т.ч. применительно к Р.Э. Классону. Итак, М.И. Бруснев в 1877 г. поступил в Ставропольскую гимназию, которую окончил в 1885 г. В том же году поступил в Петербургский технологический институт, каковой окончил в 1891 г., товарищ Р.Э. Классона.
Обратил на себя внимание жандармов в 1886 г. «сношениями с привлекавшейся к дознанию Марией Югилевич и в течение последних лет был постоянно на замечании полиции, как принимавший участие в тайных сходках, рабочей пропаганде и студенческих беспорядках. По окончании в 1891 г. Института Бруснев пробыл еще некоторое время в Петербурге, а затем переехал в Москву, где получил место в вагонном отделении мастерских при Московско-Брестской железной дороге, и поселился вместе с товарищем своим по Институту Иваном Епифановым, который, в бытность в Петербурге, также вращался постоянно среди неблагонадежных лиц и состоял под наблюдением» (из Обзора важнейших дознаний, производившихся в жандармских управлениях Империи по государственным преступлениям за 1892 и 1893 гг.).
Был организатором и руководителем «Московского революционного кружка», т.е. одной из первых российских социал-демократических групп. В апреле 1892 г. в Департамент Полиции (С.Петербург) пришло донесение из Москвы: “На сходках, происходивших на квартире Бруснева, <…>вырабатывалась и редактировалась программа кружка, в §12 которой значится: «Признавая наступательный политический террор главным оружием борьбы с Самодержавием, мы однако же утверждаем, что систематический террор возможен лишь при таком развитии организации, которая обеспечит живой приток сил», и Бруснев должен был ехать по делам организации в С.Петербург” (ф. 102 ГАРФ).
Однако 26 апреля полиция синхронно провела обыски и арестовала ряд революционеров, в т.ч. и М.И. Бруснева. У него обнаружили письмо Р.Э. Классона из Цюриха от 15 апреля 1892 г. В нем говорилось «о присылке каких-то книг, значении динамитных взрывов, происходивших во Франции, и прочем». Правда в вышеупомянутом Обзоре важнейших дознаний… этот сюжет звучал несколько иначе: «о согласии на высылку разных изданий и с изложением взглядов Классона на теории анархизма и социализма».
По Высочайшему повелению от 7 декабря 1894 г. «государственный преступник Технолог Михаил Иванов Бруснев» был подвергнут тюремному заключению на 4 года, по отбытии которого подлежал высылке в Восточную Сибирь под надзор полиции сроком на 10 лет. После «условно-досрочного освобождения» из ссылки в Верхоянске заезжал в 1904-м в Баку к Л.Б. Красину (Р.Э. Классона он почему-то не застал там, был в очередном 1,5-месячном отпуске?). С 1907-го отошел от политической деятельности. В 1920-х работал в системе Наркомвнешторга в Литве и в Париже.
Автографы на картах.С. В. Попов
Летом 1903 года Федор Андреевич Матисен выполнил первую инструментальную съемку бухты Тикси. По берегам он расставил 17 триангуляционных знаков, разбил базис. Непосредственно съемку он производил с помощником-казаком, живя в палатке. О некоторых данных им названиях напоминает современная карта бухты: остров Бруснева, рейд Парохода «Лена». Кстати, тогда никому в «императорской» Академии наук не пришло в голову, что, называя остров именем своего помощника ссыльного Михаила Ивановича Бруснева, Матисен увековечивает имя ярого врага царского престола, организатора первых социал-демократических кружков в России. Брусневым в экспедиции Толля составлена подробнейшая карта острова Новая Сибирь. Теперь на острове Бруснева установлен в его честь памятный обелиск.
ВОЗВРАЩЕНИЕ ЛЕЙТЕНАНТА КОЛЧАКА.К 100-ЛЕТИЮ РУССКОЙ ПОЛЯРНОЙ ЭКСПЕДИЦИИ (1900–1903). Ю.В.Чайковский
В июле 1899 г. на покупку "Зари" государственным казначейством были отпущены 60 тыс. руб., но остальные 180 тыс. руб. – лишь в конце января 1900 г., "согласно Высочайше утвержденного 24 января 1900 г. мнения Государственного совета" [19, с. 70]. Расходовались они в большой спешке. По правде говоря, экспедицию следовало бы отложить на следующий год, но верхи государства опасались иностранной конкуренции, и сам президент Академии наук великий князь генерал-адъютант Константин Константинович поторапливал [17, с. 428–430]. Тут надо немного сказать и о нем. Без ходатайств великого князя РПЭ не состоялась бы, и недаром его портрет украшал кают-компанию "Зари". В юности он был военным моряком и многие трудности оценивал со знанием дела. Далекий от науки, он, известный поэт (подписывался: К.Р.), многое компенсировал за счет общей культуры и внимания к людям. В книге приведены примеры его заботы о членах экспедиции. Именно благодаря ему РПЭ получила вдвое больше средств, чем первоначально планировалось: 509 тыс. руб. на март 1904 г. вместо намеченных 240 тыс. [19, с. 70]). Можно даже сказать, что Толль и затем по его примеру Колчак прямо эксплуатировали обязательность президента и не раз ставили академию перед фактом неожиданных расходов. Насколько можно судить по известным документам РПЭ, аппарат академии работал слаженно и без проволочек. И все-таки не оставляет мысль о том, что из политических соображений царедворец непростительно спешно отправил людей в путь. О недопустимой при подготовке РПЭ спешке писал еще Колчак [12, с. 78]. Она, по его мнению, общий удел полярных экспедиций (то же считал Нансен [14, с. 71]), но, как увидим, тут она дорого обошлась.
Девятое января и Гапон.Воспоминания. Записано со слов А. Е. Карелина
Мы знали, что Гапон имеет какие-то связи с полицией, и держались осторожно. Я был большевиком и участвовал еще в организации Бруснева, имел большие связи с рабочими и с интеллигенцией, с Брусневым, Красиным, Пывинским, Александровым, умершим Голубевым. Николай Дементьевич Богданов, приятель детства, оба Афанасьевы, Мефодиев — вот те, что находились вместе со мной в Брусневской группе.
Эти старые связи и мешали как-то поверить Гапону, а когда поверил ему, то и пришлось порвать с интеллигенцией и партией, потому окрестили меня: зубатовец.
«Призрачно все в этом мире бушующем…»
Вениамин ГОСДАНКЕР
Подправлять историю – дело неблагодарное и безнадежное. Но и с
другой стороны, не гнушаясь случайностями, она – наша история – все же
ориентируется на закономерности.
Так
случилось, что в самом начале минувшего века знаменитая арктическая эпопея под эгидой Императорской Академии наук и русского Географического общества пересекла пути, свела в единый мужественный порыв политического ссыльного Михаила Бруснева и лейтенанта Российского флота Александра Колчака. Да-да, того самого Александра Васильевича Колчака, впоследствии адмирала и печально известного «Верховного правителя Российского государства» в 1918 –1919 годах. Главного персонажа из той издевательски-расхожей песенки времен гражданской войны: «…Мундир английский, табак японский, правитель омский…». Это о нем, известном в России гидрографе и океанографе, к тому же элитном офицере Морского Генерального штаба, человеке, тесно связанном с боевой славой Порт-Артура, Балтийского и Черноморского флотов. По крутой воле революции он закончил свой триумфальный, а затем горький для белой гвардии путь…
Сейчас можно идеализировать или осуждать факты далеких времен. Но разве это не ирония судьбы? Бруснев – идейный соратник Плеханова, Шелгунова, Кржижановского, Красина, Крупской на заре российской социал-демократии, узник петербургских «Крестов» и политссыльный на далекий полюс холода – Верхоянск, оказался затем в одной научной экспедиции с Александром Колчаком. Вместе, рука об руку, они участвовали в отчаянных поисках погибающего во льдах экипажа «Зари» и знаменитого полярного исследователя Эдуарда Васильевича Толля. Поиски загадочной «земли Санникова» были оплачены дорогой ценой – человеческими жизнями…
По просьбе и поручительству Российской Академии наук и с особого дозволения властей Михаил Бруснев, как опытный технолог, картограф и фотограф, был «откомандирован» из ссылки чуть ли не под конвоем. В феврале 1901 года, у черта на куличках, в Усть-Янском улусе, он присоединился к основной партии исследователей. На поиски своего благодетеля барона Толля, начальника русской полярной экспедиции, Михаил Бруснев, Александр Колчак, их товарищи положат самих себя до предела. Исступленно, в условиях полярной ночи и путей в неведомое – до отчаяния оттого, что поиск так и не дал результата. Одна из трагедий покорения Арктики.
* * *
Бруснев Михаил Иванович (1864-1937). Сын казака из станицы Сторожевой на Кубани. Воспитанник Ставропольской мужской классической гимназии. Инженер-технолог.
В революционном движении с 1881 года. Организатор и руководитель одной из первых российских социал-демократических организаций «группа Бруснева». Политический ссыльный. Участник Арктической экспедиции Российской академии наук в районе Новосибирских островов (1901-1902 гг.). Его именем назван остров в море Лаптевых.
(Справка из готовящегося к изданию Энциклопедического словаря Ставропольского края).
* * *
В научном отчете Бруснева есть такие строки: «2 мая на Новосибирские острова возвратились Алексей Горохов и Егор Гулимов, посланные мною в Казачье за коллекциями. С ними я получил известие об экспедиции лейтенанта Колчака… От него я получил письмо, выслать ему на подмогу несколько нарт собак. Я послал две нарты…».
Спустя почти 20 лет об этих днях весьма обстоятельно расскажет сам адмирал Колчак. Нет, не в мемуарах, на склоне лет, при, так сказать, спокойном досуге, а… на допросах в январе-феврале 1920 года, производившихся советской Чрезвычайной следственной комиссией в Иркутске. Комиссия решила оставить для истории не только сведения о трагедии колчаковщины, но и подробную автобиографию поверженного адмирала.
В краевой научной библиотеке им. М.Ю. Лермонтова мне любезно предоставили редкое издание книги, в которой опубликована стенограмма допросов Колчака. Оставлю в стороне подробности семейной, бытовой, флотской и политической судьбы «верховного правителя». Это другая тема. На вопрос следователя Чрезвычайной комиссии Алексеевского, как протекала его служба, Колчак рассказал: «…В сентябре 1899 года я ушел на «Петропавловске» в Средиземное море, чтобы через Суэц пройти на Дальний Восток… Прибыл в Пирей. Здесь я совершенно неожиданно для себя получил предложение барона Толля принять участие в организуемой Академией наук под его командованием Северной полярной экспедиции. Мои работы и некоторые печатные труды обратили на себя внимание. Предложение я принял немедленно. В декабре Морское министерство откомандировало меня в распоряжение Академии наук… Наконец, экспедиция была снаряжена и вышла из Петербурга на судне «Заря», которое было оборудовано в Норвегии. Там я занимался в Христиании (теперь Осло. – В.Г.) у Нансена. Он научил меня работать по новым методам.».
Снова заглянем в экспедиционный дневник Михаила Бруснева: «… 31 июля приезжал на Новую Сибирь (острова) господин Колчак со своими поморами… Они привезли мне целую тушу медвежьего мяса, что было очень кстати для наших собак… 11 августа партия Колчака снова прибыла к нам на острова Беннетта… Казалось невероятным его путешествие на лодке по Ледовитому океану. На этот раз он провел у нас три дня».
Спустя годы на вопрос следователя Чрезвычайной комиссии: «Вы не можете ли сказать, кто из состава этой экспедиции жив и находится с вами в сношениях?» Колчак ответил: «Теперь
все сношения со всеми у меня порвались. Барон Толль погиб, доктор Вальтер умер… Затем был еще один большой приятель, товарищ по экспедиции Волосович, который стал потом геологом, где он теперь, я не знаю…».
Все сходится в показаниях Колчака и отчетах Бруснева, в том числе и драматическая судьба другого участника экспедиции Константина Адамовича Волосовича. Сыну белорусского священника прочили духовное образование, но юноша окончил Варшавский университет и стал участником студенческого революционного подполья. В Петербурге он был арестован и брошен в Петропавловскую крепость. Затем в ссылке занялся изучением геологии русского Заполярья. Научные труды Волосовича, опубликованные в одном из варшавских изданий, в свое время привлекли внимание Толля. Принять предложение и работать под его началом в экспедиции было счастьем. Там же он познакомился с Брусневым, взяв ссыльного собрата своим помощником. Волосович был женат на казачке из станицы Ессентукской, изучал геологию Кавказа, организовывал лазареты для раненых солдат в германской войне – удивительный калейдоскоп жизни! В сентябре 1918 года, будучи советским служащим, он выехал в командировку из Москвы в Харьков. У станции Беспаловка махновцы пустили поезд под откос. Волосович погиб в этой катастрофе.
Вот и Бруснев – наша особая гордость, образованнейший человек, хорошо знавший несколько европейских языков, много лет работавший в советских торгпредствах Франции и других стран. Он умер в 1937 году, сразу скажу, в собственной постели. Измученный болезнями от тюрьмы, ссылки и суровой Арктики, отошедший от революции, от партии и забытый к концу жизни.
Крутые изгибы человеческих судеб… Как же часто они бывают засыпаны пылью трудных дорог, замараны кровью и прахом погибших, а порой и сладким сиропом умышленной неправды. Книга жизни, хоть и разноцветная, но ее страницы морозят душу, потому что многие яркие имена искажены годами умолчания, биографии в них скомканы, пропорции не соблюдены.
По-моему, нет смысла наводить хрестоматийный глянец на представителей белой гвардии, столь заромантизированной ныне в пику большевистскому террору. А справедливости ради надо сказать: Чрезвычайная комиссия в Иркутске на допросах по отношению к Колчаку вела себя в высшей степени корректно. Адмирал принял приговор и смерть с достоинством, как и подобает русскому морскому офицеру, верному присяге, но честно признавшему поражение. Тут уж ни прибавить и ни убавить.
Фото из фондов Ставропольского краеведческого музея им. Г. Прозрителева и Г. Праве.
Источник: "Ставропольская правда", 18 июля 2003 г.
Добавить комментарий