Праздники бывают разными. Некоторые, например, Новый Год, отмечаются всенародно и бурно, невзирая ни на что, с уходом в алкогольное застолье как минимум на неделю. И никто, по сути, не задумывается: а что, собственно, отмечаем? Удивительно, но при том, что наступление Нового Года давно уже не имеет никакого смысла - это рецидив традиционной, сельскохозяйственной цивилизации, - тем не менее, он остается главным, и при этом абсолютно неоспариваемым праздником в году.

Другие праздники несут вполне определенный смысл. Например, День Победы. В отличие от Нового Года этот праздник отмечается вполне сознательно, как символ великого взлета страны, когда она смогла не только сохранить свою независимость, но и стать сверхдержавой, определяющей судьбу всего мира. Но именно поэтому праздник этот - дискуссионный, при принятии его в целом существует определенное число людей, которые имеют иное мнение. Тут нет смысла говорить об этом явлении, потому что отношение к Победе - отдельная большая тема. Важно то, что сознательность, в отличие от «встроенного в архетипы» Нового Года, всегда порождает сомнения.

Впрочем, есть праздники, которые отмечаются весьма сознательно, но только определенной категорией людей. Причем, безо всякого возмущения со стороны других: например, профессиональные, как День Радио, или местные, как бесчисленные Дни города. Впрочем, некоторые из этих «локальных» праздников могут выходить за пределы своей «референтной группы», захватывая все большую аудиторию, как, например День Космонавтики, из профессионального праздника работников космической промышленности становящийся все более массовым.

Но есть праздник, который вызывают только удивление у большинства граждан. Это «День России». На самом деле, в 1990-е годы последний именовался крайне громоздко: «День принятия декларации о государственном суверенитете Российской Федерации», но на слуху было более краткое название: День Независимости. Происхождение данного сокращения очевидно - калька с американского «Independence Day». Разумеется, когда вводился этот праздник, США занимали место непререкаемого авторитета, и тогда это краткое название только грело душу постсоветского гражданина. Казалось, и у нас появились даты, которые не связаны с «проклятым совком», которые можно отмечать, не стесняясь за «70 лет рабства». В общем, «День независимости» должен был стать «главным праздником» новой жизни вместо ненавистного 7 ноября.

Но так и не стал. Во-первых, уже в 1992 году стало понятно, что «Новая Россия» не просто не является ожидаемым «Раем Земным», а скорее даже наоборот. Ну, и во-вторых, отсюда же, из свалившейся на народ нищеты и необходимость выживания сама идея летних праздников оказалась невыполнимой: летом надо было работать на даче, чтобы вырастить себе овощей на зиму, так как денег все равно не было. Ну, а у тех, у кого деньги появились - особенно в результате приватизации всенародной собственности, - праздник не мог найти поддержки по другой причине. Страна, на которой они паразитировали, им была абсолютно неинтересна, если не более. Лейтмотивом всех «успешных» в 1990-е годы было одно: «заработать» (понятно, как) денег тут и свалить отсюда подальше. Желательно в чистую и богатую европейскую страну. (О том, что там к ним будут относиться весьма специфически, разумеется, не думали).

Поэтому ни народ, ни элита не приняли «Новый Русский Праздник». Разумеется, со временем «День принятия декларации о суверенитете», или «День независимости» (на что народ весьма здраво вопрошал: «Независимости от кого?») постепенно «обрастал» основными праздничными атрибутами, вроде концертов на Красной площади и «народных гуляний», но важными они были исключительно для властей, и считались некими властными «междусобойчиками». Народ воспринимал праздник только как лишний выходной (возможность лишний раз «покопаться» на даче, как сказано выше). И лишь жадная до впечатлений молодежь не упускала возможность лишний раз потусоваться.

«Второе дыхание» «Дню России» попытались устроить уже в середине 2000-х годов. До того, в 2002 году, праздник наконец-то обрел свое современное название, заменив «День принятия декларации о государственном суверенитете Российской Федерации» - очевидно, в надежде, что уж теперь официальное название не будет заменяться на пресловутый «День независимости». (Что особенно не помогло.) Но дело не ограничилось сменой названия. Новый президент страны сделал ставку на «новый курс», построенный, впрочем, на той же антисоветской идеологии. Тем не менее, произошли очевидные изменения. Во-первых, пришедшая к власти «новорусская элита» постепенно начала понимать, что особенного расположения к ней на Западе нет. А во-вторых, стало очевидно, что прежний курс четко ассоциируется у народа с обнищанием 1990-х годов, и последний испытывает к нему «особенную любовь».

Поэтому вместо прежнего «либерально-западнического» направления началось выстраивание нового, «православно-державного». На самом деле отказ от дискредитировавшего себя «западничества» произошел еще во времена президентства Ельцина. Начиная, наверное, с 1995 года президент начал примеривать на себя шапку «царя Бориса», начал посещать церковь и стараться изменить свой образ «президента-приватизатора» и расстрельщика «Белого Дома». Венцом этой деятельности стала позиция России по Югославии, в которой Россия попыталась выступить на стороне «братьев-сербов». Но Югославия- отдельная тема. Пока же можно отметить, что попытка преодолеть противоречия антисоветизма как основы идеологии начались еще до прихода Путина к власти. Правда, безуспешно.

В итоге Путин лишь продолжил дальнейшее движение по этому пути. Помимо всего прочего, усилению «державности» способствовала «Оранжевая революция» на Украине, произошедшая в 2004 году. При всей своей неоднозначности эта «революция» довольно сильно испугала российские власти, что привело к созданию механизмов противодействию подобным событиям. Одним из подобных механизмов стало молодежное движение «Наши» (сейчас уже подзабытое), созданное на базе еще более старого движение «Идущие вместе». Основанием этого молодежного движения стала как раз «новая» державная идеология, построенная на основании консерватизма, базовых капиталистических принципов (ну как же без них!) и идеи «просвещенного авторитаризма». В общем, на основании как раз тех принципов, на которых строилась «путинская идеология».

С развертыванием движения «Наши» совпала и «новая волна» празднования «Дня России». «Кремлевские молодежки» дали главное, чего не хватало «новой идеологии», - массовую поддержку. Конечно, можно сказать, что молодежь стремилась стать «нашистами», потому что это давало шансы на вход во власть или потому, что предоставляло возможность «бесплатной тусовки». Но не только этим определялась популярность данного движения - в конце концов, чиновниками и депутатами стало ограниченное количество лиц, а большинство участников движения ограничились поездками на «Селигер» или вообще участием в устраиваемых акциях. «Наши» стали столь популярным проектом еще и потому, что реализовали внутренние потребности россиян.

Появление «Наших» означало, что общество, в первом приближении, завершило переход к капитализму. В начале 1990-х годов господствовало подчеркнуто антигосударственное представление, близкое к либертарианскому, потому, что капитализм воспринимался только как красочная картинка из западных журналов (или западных же фильмов). При этом представление о том, как работают те или иные капиталистические механизмы (и, более того, механизмы классового общества), у граждан не было. Бывшие советские люди, выросшие в условно бесклассовой среде, не знавшие прелестей конкуренции, были уверены, что новоявленные капиталисты примутся заниматься исключительно созиданием. Построят заводы, проложат дороги и заполнят прилавки дешевой и качественной продукцией. В общем, мир обретет гармонию благодаря знаменитой «невидимой руке рынка».

Понятное дело, что как только капитализм занял господствующее место, он начал делать, в общем-то, абсолютно противоположное. Как говориться, ломать - не строить: утилизация имеющихся благ всегда более выгодна, чем создание новых. В результате большинство населения страны поняло то, что на остальной части земного шара было известно еще со времен Гоббса: чтобы пресловутые «атланты» не разрушили все в своем стремлении расправить плечи, необходима сила, которая бы ограничивала их в этой возможности. Особенно важно это в сфере международных отношений, где более богатые западные капиталисты особенно не церемонятся со всеми остальными. Поэтому «эльфийское» восприятие действительности, столь характерное для времен позднего СССР, сменилось пониманием, что без «своего» государства не обойтись.

Именно поэтому и стали появляться «Наши» и им подобные организации. Молодежь (в основном «выходящая» из мелкобуржуазной среды) несколько быстрее, чем более старшие поколения, осознала происходящие перемены и более быстро перешла к «державно-патриотическому» дискурсу. Но впоследствии к ней подтянулись и остальные слои общества. Именно поэтому сейчас нужда в «Наших» отпала и движение давно уже существует в полуживом состоянии. Дело не в том, что мелкобуржуазный патриотизм «нашистов» стал неактуален. Дело в том, что он перестал быть чем-то особым, несвойственным обществу. Условно говоря, теперь те идеи, что были нормальными только для «кремлевских молодежек», стали нормальными для среднего обывателя.

В общем, переход от либерального западничества к «путинской державности» - нормальный процесс для переходящего к капитализму общества. На самом деле, пресловутая личность Путина тут играет самое последнее место. Ничего некапиталистического или антикапиталистического в этой «державности» нет - напротив, это явление, характеризующее особенность капитализма как мира непрерывной конкурентной борьбы на всех уровнях. Некоторые «локальные особенности», вроде отношения к православию, тут не играют особой роли. Гораздо более важным является то, что российский капитализм является, по определению, периферийным, вторичным по отношению к капитализму Запада. Последнее определяет имитационность «патриотического процесса»: российское государство не может «честно работать» во благо своих, местных капиталистов, и во многом вынуждено занимать вторичную позицию по отношению к крупным заграничным «игрокам». Поэтому оно вынуждено создавать видимость «патриотической деятельности», чтобы «быть в тренде». Там же, где ему удается выпасть за пределы взаимодействия этих «игроков», оно ведет себя вполне «патриотично» - то есть заботится об интересах местных капиталов.

В общем, российский периферийный капитализм изначально двойственная вещь. Но этим его неоднозначность не ограничивается. Возвращаясь к теме праздника: этот самый «День России» показывает главное противоречие российского капитализма, более глубокое, нежели его периферийный характер. «День России» как день подписания «Декларации о государственном суверенитете РСФСР» означает связь не просто с образованием нового буржуазного государства (как, например, американский «Independence Day»), а с началом распада более великой страны - СССР. И если американский «повод», при всей своей неоднозначности, есть движение к прогрессу, к построению великой нации, а главное - к увеличению капитала (что важно для капитализма), то российский - дал начало распаду и падению капитала.

Российский капитализм основан на деградации и регрессе, он - не путь от феодальных отношений к более прогрессивному обществу, а напротив - основан на стремлении к регрессу. Он не дал россиянам долгожданной свободы, а напротив, забрал ее у них. И этот изначальный порок преследует Россию с самого начала, создавая ситуацию, когда заботиться о целостности экономической системы должны люди, которые изначально сделали свои капиталы на ее уничтожении. И пускай теперь они пытаются перейти от разрушения к созиданию - хотя бы на своем, капиталистическом уровне - но сложившаяся при утилизации система отношений не дает этого сделать.

Именно поэтому главный праздник российского капитализма так и не стал всенародным. И хотя среднестатистический российский обыватель вполне лоялен существующему режиму, хотя этот режим со своей «державностью» и «патриотизмом» вполне адекватен его мелкобуржуазным потребностям, но все равно, сакральной ценностью этот «День России» не обладает и обладать не может. Именно поэтому он не приживается в стране, несмотря на то, что обыватель уже давно не прочь помахать российским флагом, а рейтинг действующего президента взлетел на недосягаемую высоту. Но все равно - мало кто воспринимает этот праздник хотя бы на уровне Дня Радио, а не то что Дня Победы.

http://forum-msk.org/material/society/10390110.html