Инновационное бездорожье России

Главные враги развития нашей страны — денежные мешки и чиновники-болтуны

Александр Ситников

http://svpressa.ru/economy/article/155482/

Как сообщил глава департамента развития МСП Минэкономики Максим Паршин, на октябрьском заседании Совета при президенте его ведомство намерено представить нацпроект по поддержке малого и среднего бизнеса. Цель — создания благоприятной среды, причем, через какие-то «конкретные меры».

Судя по всему, власти наконец-то решили переориентировать предпринимателей с коммерческих ларьков на стартапы, которые разрабатывали бы инновационные продукты. Во всяком случае, чиновники уже давно обещали сделать это приоритетом. Вот только имеются большие подозрения, что вся это «говорильня» ничем не закончится.

Так или иначе, но инициатива департамента развития МСП Минэкономики хотя и является запоздалой, но при разумном подходе может существенно поддержать экономику страны в будущем. Кстати, совсем недавно Институт статистических исследований ВШЭ выпустил аналитическийдоклад из серии «Рейтинг инновационного развития субъектов РФ», правда, почему-то за 2014 год.

Ну, уж если такое продвинутое учреждение целых полтора года «рожает», по сути, стандартный документ, опираясь на публичные данные Росстата, то чего ждать от более неповоротливых федеральных чиновников, отвечающих за технологический прорыв? Тем более что «корифеи» из ВШЭ и министерские работники используют фактически один и тот же набор «внутренних критериев инновации», хотя в реальности только рынок ставит самые справедливые оценки. Если продукт, который создан на основе новейших открытий или изобретений, охотно покупается, в том числе и за границей и имеет высокую добавленную стоимость, значит, он претендует на наукоемкий статус.

В этом плане самое неприятное для России заключается в том, что инновационное развитие любой страны, как показывает иностранный опыт, опирается на долгосрочную политику. То есть этот процесс надо было запускать, по крайней мере, лет пятнадцать назад.

Благоприятная среда, о которой, видимо, говорил Максим Паршин, представляет собой так называемый «фундамент национальной инновационной системы». Тот самый, который предназначен не только для создания условий разработки наукоемких продуктов, но и для вовлечения в этот процесс как можно большего числа участников — тех самых, которые образуют «пирамиду инноваций».

С одной стороны, в России вроде бы уже запущен механизм обустройства «фундамента инноваций» и созданы условия для постройки «пирамиды инноваций». Это, прежде всего, федеральный закон от 29 декабря 2012 г. № 273-ФЗ «Об образовании в Российской Федерации», программы прикладного бакалавриата и дуального образования. Считается, что успешный западный опыт подготовки научных и инженерных кадров поможет и нам. В рамках этой стратегии также осуществляется господдержка 15 ведущих вузов. Помимо этого, утверждены специализированные программы, направленные на приоритетное инновационное развитие 36 из 85 субъектов Российской Федерации. Созданы и другие механизмы финансирования исследовательских центров. Короче говоря, чиновникам есть, что рассказать президенту, скромно умолчав о реальных проблемах.

С другой стороны, многочисленные выпускники технических университетов не востребованы в научных центрах, и не могут рассчитывать на поддержку отечественных венчурных фондов. Молодые люди с дипломами пополняют армию продавцов-консультантов в торговых центрах и салонах сотовой связи, а то и вовсе становятся безработными. Хотя, если строго следовать западному опыту, именно они должны и могут влиться в «пирамиду инноваций».

Более того, в странах, в которых достигнуты успехи в создании наукоемких технологий, движущей силой развития являются не только отличники вузов, но и люди с активной жизненной позицией. Например, в телепередаче «Планета бизнеса», популярной в Евросоюзе, сообщили, что на каждые пять созданных выпускниками университетов успешных стартапов приходится, как минимум, один, учредителем которого был человек без высшего образования. Таким образом, Европе в инновационные экосистемы вовлекается максимальное число людей, в том числе и самоучки.

Собственно, понимают это и у нас. В докладе Министерства по вопросам Открытого правительства об инновациях в России (2015 год) сказано: «Все новое… появляется неожиданно. …В распоряжении государства, если оно не желает прибегать к волюнтаристским методам определения приоритетов, существуют только несовершенные аналитические инструменты, чтобы попытаться предвидеть будущие и распознать намечающиеся направления инновационного развития».

Понимать-то власти понимают, только изменить ничего не могут.

Москва по привычке стремится «залить» проблему деньгами. Из бюджетных источников наша страна тратит на НИОКР порядка 0,4% ВВП, обойдя по этому показателю большинство развитых стран. Однако организовать научный прогресс оказывается куда сложнее, чем, к примеру, построить Керченский мост или провести Олимпиаду. Несмотря на масштабные казенные вливания, внутренний наукоемкий рынок упорно не растет. Доля инновационной продукции в общем производстве не превышает 8% (по оценке правительства), застыв на этом уровне последние три года. Скажем больше: сегодня на мировом рынке высокотехнологичной продукции Россия присутствует даже хуже, чем в 2005 году.

Причин такого положения дел, как минимум, несколько. Прежде всего, власти не осознают «всего масштаба проблемы» и действуют суматошно, создавая просто нереальные дисбалансы в пользу привилегированных «инноваторов». Кстати, этот вывод следует из доклада Министерства по вопросам Открытого правительства, в котором, правда, об этом говорится максимально тактично. Мол, отсутствует системность и есть перегибы.

Еще одной российской «дикостью» является патентная система, ставшая самой настоящей преградой для изобретателей из глубинки.

Не изжиты и традиции 90-х: «новые русские» по-прежнему предпочитают тусоваться на ярмарках тщеславия. Крупный бизнес, поднявшийся на сырьевой ренте, охотно тратит миллионы на яхты, зарубежные футбольные клубы, особняки в центре Лондона, но становится прижимистым, когда речь заходит о финансировании научных разработок или продвижении перспективных научных открытий.

Между тем, в отличие от нынешней России, заокеанский корпоративный бизнес считает себя социально ответственным, а значит, думающим о будущем. Конечно, там не каждый начинающий предприниматель получит грант, но при наличии минимальных наработок и упорства сделать это можно.

Фактически Запад давно уже махнул рукой на попытку найти надежный алгоритм селекции продуктивных идей. Там рулят венчурные фонды компаний, аффилированные с политическими партиями, и потомки меценатов бродвейских пьес — бизнес-ангелы. Можно сколько угодно спорить об «акулах капитализма», которые меняют инвестиции на доли в стартапах, но социально-экономическая значимость таких действий чрезвычайно велика. По сути, речь идет о самом настоящем массовом спонсорстве клубов по инженерным и научным интересам, из которых только малая часть обернется очередным американским успехом.

Другими словами, российское инновационное отставание от Америки и Евросоюза происходит как из-за традиционного российского бюрократизма, неповоротливости государственной машины, так из-за позиции доморощенных денежных мешков и капиталистов средней руки. Сменив малиновые пиджаки на костюмы Brioni, и особняки-крепости на дворцы где-нибудь в Англии или на Лазурном берегу, они все равно остались типичными «новыми русскими» — жадными героями бородатых анекдотов.

У наших соседей

Китай планирует к 2025 году создать в стране 40 производственных инновационных центров, сообщило на этой неделе Министерство промышленности и информационных технологий КНР. При этом к 2020 году количество таких центров должно составить примерно 15.

В инновационных центрах будет вестись разработка различных устройств и средств для сферы информационных технологий, создание новых материалов, исследования и разработки в сфере биомедицины и создание других инновационных продуктов.

Александр Ситнико

http://svpressa.ru/economy/article/155770/

В конце августа ряд российских изданий перепечаталстатью «Качественнее и дешевле: УрФУ наносит удар по зарубежным порошкам». В двух словах: в Новоуральске запускается спроектированная в Уральском Федеральном университете промышленная установка по производству порошка для аддитивных машин. Её мощность — 20 тонн в год.

Снимая шляпу перед разработчиками, в то же время как-то не получается разделить ура-патриотический восторг по поводу «удара». Наверное, правильнее было бы сказать, что отечественная индустрия порошковой технологии наконец-то просыпается после, по крайне мере, трех десятилетий спячки и делает первые шаги.

О положении дел в этой отрасли подробно изложено в маркетинговом исследовании агентства MegaResearch за 2015 год, в котором сказано, что «выпуск серийных российских порошков минимален и осуществляется главным образом в лабораторных условиях. Единственным серийным отечественным продуктом является ЭП648 — порошок жаропрочного сплава на основе никеля предназначен для аддитивного производства термостойких изделий в энергетическом машиностроении и аэрокосмической отрасли».

Между тем, технологии порошкового производства, неразрывно связанные с 3D-принтингом, взрывообразно распространяются во всем мире. Список стран, которые лидируют в этой промышленной революции, говорит сам за себя: США (компании ExOne, 3D Systems, POM, Optomec, Sciaky и FDM), Германия (SLM Solutions, EOS, Concept Laser, Fraunhofer IFAM) и Франция (Phenix Systems).

Мы же, безусловно, отстаем. Дело даже не в том, чтобы идти в ногу со временем, хотя, по логике вещей, именно в нашей стране порошковая отрасль должна развиваться опережающими темпами. Аддитивные машины востребованы, прежде всего, в мелкосерийном высокотехнологическом производстве, в частности, в ВПК, авиационной промышленности и космической индустрии. То есть там, где имеется острая потребность в деталях сложной геометрии, для изготовления которых традиционными методами зачастую требуется целый парк станков. Кроме того, 3D-принтинг идеален для прототипирования, а значит, ускоряет разработку новых машин и продуктов.

Хотя на Западе безоговорочным пионером в этой области называют компанию 3D Systems, которая в 1986 году презентовала первую стереолитографическую машину — SLA — Stereolithography Apparatus, в СССР еще в 70-х годах активно применялись термопластавтоматы ТП-63 с инжекционным впрыском. А в 1980 году был запатентован способ горячего изостатического прессования крупногабаритных изделий из металлического порошка — свидетельство SU 1470455 А1. Речь, по сути, идет о прообразах современных аддитивных машин. Другими словами, советские ученые на равных конкурировали с западными специалистами.

Затем в 90-х и в «нулевых» путь аддитивных методов на заводы для американцев и европейцев оказался тернистым, а для россиян — тупиковым. Сложности с разбрызгиванием кипящего металла и с микропористостью в процессе послойного спекания были таковы, что проще было махнуть рукой. Но самым губительным фактором для нашей зарождающейся отрасли 3D-принтинга была промышленная политика властей, начиная с правления Горбачева. В России технократы на пушечный выстрел не подпускались к рычагам управления. Как следствие, деньги на эти цели вообще не выделялись.

По большому счету, лишь с 2010 года в нашей стране стал отмечаться интерес к аддитивным технологиям, связанный, прежде всего, с успехами корпорации «Боинг», которая для своих самолетов стала «печатать» десятки тысяч деталей самых разных наименований.

То, что в конце прошлого века являлось научной экзотикой, неожиданно стало приносить прибыль. Для сравнения, в российских самолетостроительных производствах показатель «buy-to-fly» (сколько из купленных материалов полетело — ред.) оценивается по сложным деталям в соотношении 20:1, а у американцев — 2:1.

Логично, что в Америке в один прекрасный летний день 2012 года вдруг осознали, что 3D-принтинг стратегически важен. Именно тогда Барак Обама в городе Янгстоун открыл первый из 15 национальных инновационных институтов аддитивной направленности — National Additive Manufacturing Innovation Institute. Министерству торговли Соединенных штатов было дано указание «усилить конкурентоспособность» в этой области. Более того, приказали денег не жалеть, и из бюджета сразу же выдели $ 1 млрд.

На церемонии открытия института в Янгстоуне президент США особо подчеркнул: «Завтрашние благополучие и безопасность Америки начинаются здесь и сейчас». Для специалистов стало понятно, что разрабатываемые аддитивные машины, как в капле воды, отражают инновационный потенциал экономик конкурирующих государств. Для развития этой отрасли надо обладать передовыми технологиями в области послойного синтеза и порошкового материаловедения, в производстве лазеров и в измерительной оптики, в приборостроении и в точной механике, в вакуумной технике и в системах управления. И это далеко не полный перечень требуемых знаний.

Если же говорить о России, то нельзя сказать, что в этой области ничего не делалось, хотя ситуация напоминала старый анекдот — «мы медленно-медленно спустимся с горы…». В то же время наши производители уже «почувствовали вкус» 3D-принтинга. В частности, ОАО «НИАТ НТК» научилось «печатать» форсунки авиационных двигателей и лопатки турбин, а ОАО «АБ Универсал» — детали топливоподачи. Ситуация круто изменилась лишь после введения американских санкций, когда стало ясно, что рассчитывать на западные аддитивные машины и материалы не приходится.

Оказавшись, как говорится, у разбитого корыта, Совет по модернизации экономики РФ в сентябре 2014 года дал конкретные поручения по разработке принтеров, порошков и фидстоков (проволоки — ред.) Руководство страны поставило задачу за счет средств ФНБ, а также других источников, срочно произвести аддитивное импортозамещение. Разом засуетились чиновники и менеджеры Минобрнауки, Минэкономразвития, Минпромторга, Минкомсвязи, ФАНО, РАН, Роскосмоса, Росатома, Росстандарта, Минфина, РВК, «Сколково», Роснано, Внешэкономбанка, экспортного агентства ЭКСАР. Складывается впечатление, что тех, «кто управляет и делит деньги», значительно больше тех, «кто проектирует и исследует».

В числе первоочередных мер стоит задача срочной разработки чрезвычайно сложного устройства — эффективной лазерной головки, создать которую так и не смогли многие известные западные компании. Идеалом мечтания для нас, по некоторым источникам, является аналог южнокорейской машины MX-3 с CO2-лазером, пятью осями управления и многоканальной подачей. Еще одной проблемой является контроль качества порошка, так как сегодня фактически нет методов стандартизации и оценки материалов для аддитивных технологий. И это мизерная доля стоящих перед страной проблем, от которых должна кружиться голова российских чиновников, ответственных за это дело. Ведь недаром американцы открывают 15 крупных профильных институтов, и средств на это не жалеют.

Безусловно, для решения проблемы аддитивного импортозамещения нужны огромные инвестиции, которые, судя по всему, в федеральном бюджете не предусмотрены. Впрочем, если власти мечтают об отечественных аналогах заокеанских технологий, почему бы тогда не воспользоваться американским опытом сбора денег на эти цели — через прогрессивное налогообложение доморощенных нуворишей. В конце концов, для нашей страны — это вопрос жизни и смерти.